Он не может ничего сказать. Должен поговорить с Элин, уладить недоразумение и вернуться за Марией. Следуя за верзилами к выходу, он оборачивается и видит, что мать и сын стоят крепко обнявшись.
Когда они уже подходят к калитке, Мария с Элиасом их догоняют. Они держатся за руки, Элиас вытирает слезы и сопли рукавом свитера, а Мария вкладывает Хьяльти в руки скрипку и, задыхаясь, говорит:
— Найди ее, Хьяльти. Даже если ты не сможешь помочь нам, ты сможешь спасти ее. Спаси Маргрет!
Она пристально смотрит ему в глаза, он кивает. А затем уходит. Идет за гориллой в машину и всю дорогу сидит окаменев, положив скрипку на колени, ничего не понимая, не понимая, как эти вежливые, хорошо воспитанные люди, с которыми он общается, сидит на заседаниях, ест в столовой, как они могут стоять за всем этим ужасом, этим адом, безграничным насилием, голодом и грязью.
В город они едут молча, Оскар высаживает его на площади у Министерства. Здесь все обыденно и буднично, несмотря на уличные беспорядки и сожженные урны, несмотря на пеньки, оставшиеся от срубленных деревьев, и вооруженных до зубов спасателей, охраняющих Министерство.
Босоногая Элин замерла в позе лотоса в своем кабинете и смотрит в окно, выходящее на море. Когда он входит, она сидит к нему спиной. Лодыжки все еще стройные, несмотря на беременность. Глядя на ее ухоженные пятки, он спрашивает:
— О чем вы думаете? Как можно допускать такое?
— Мы? — Она поднимается на ноги и тянет руки вверх. — А ты разве здесь не работаешь? Не сидел на заседаниях, когда принимались эти решения?
— Элин, это концлагерь. Люди умирают. Их бьют и морят голодом, вонь там невыносимая, все туалеты не работают.
— Брось, — говорит она язвительно. — Что-то тебе это в голову не приходило, когда мы обсуждали решение проблемы с иностранцами. Когда решили разместить туристов в аэропорту и ты организовывал рекламную кампанию о надежном убежище для иностранцев в лучшем аэропорту Европы.
— Я не знал, что там будет вооруженная охрана. Или что люди будут голодать.
— Сейчас все голодают, Хьяльти. Кроме нас с тобой, потому что Министерство заботится о своих. И хотя в стране нехватка продовольствия, мы обеспечиваем иностранцев едой, пусть и в небольшом количестве.
— Люди там умрут, Элин, уже есть больные.
— Этим людям повезло, что они здесь. В туристическом центре у них есть крыша над головой, они не окажутся на улице. Мы не в состоянии помочь всем сразу, приходится расставлять приоритеты. Ты же сначала заботишься о своей семье, а уже потом о чужих людях? И мы стараемся им помогать.
— Ты знала, что они не выпустят Элиаса? Знала, когда писала это письмо?
Она пожимает плечами, сидя на краю письменного стола, смеряя его взглядом своих голубых глаз.
— Правила есть правила. Нельзя сначала установить регламент передвижения иностранцев, а потом позволить негритятам бегать по улицам. Это по крайней мере странно.
— Элин, он гражданин Исландии. Он здесь родился.
— Перед нами стоит определенная задача. — Медленно, как непонятливому, объясняет ему Элин. — Мы должны сплотить нацию, сомкнуть наши ряды и привить людям чувство гордости за то, что нас объединяет. Мы не можем позволить себе слабость и дать бастардам разрушить нашу целостность. Я не расистка, училась за границей, у меня есть друзья разной расы и национальности. Это хорошие люди, но они нам чужие. Иностранная кровь разбавит исландскую, которую мы унаследовали от предков. Разве не для того исландские дети веками умирали от болезней, холода, голода и тяжелой жизни, чтобы потомки выживших стали крепче? Мы предаем их память, позволяя иностранцам смешиваться с нашей нацией.
Он слушает ее речь с открытым ртом, как идиот, и не отрываясь смотрит на красивую, талантливую Элин, цветущую, розовощекую, беременную, которой он доверял и за которой слепо следовал.
— Я со всем соглашусь, если ты дашь им свободу, — просит он. — Если ты отпустишь Марию и Элиаса.
Она мотает головой.
— То, о чем ты меня просишь, аморально и тебя недостойно. Ты просишь, чтобы я нарушила правила ради тебя, а это не что иное, как коррупция.
— Эти правила мерзкие и отвратительные и недостойны тебя. Ты же можешь спасти. Очень тебя прошу, сделай это.
Она смеряет его холодным взглядом.
— Я кормлю тебя из своей тарелки и плачу зарплату из своего кошелька, ты пользуешься всеми привилегиями, которые дает мое положение. Я тебя подобрала и приблизила к себе, сделала своим советником и доверенным лицом. А ты платишь мне тем, что бегаешь за иностранной бабой и требуешь, чтобы я спасала ее сына.
— Элин, это все из-за ребенка? Из-за того, что я его отец?