Он резко склонился над стеклянной поверхностью и через свернутую в трубочку стодолларовую купюру втянул в ноздрю очередную дорожку белого порошка.
– Вы хотите сказать, что это не кокаин? – изумился я.
– Да какой там, к дьяволу, кокаин! – визгливо выкрикнул продюсер. – Сахарная пудра это, будь она проклята!
– А зачем же вы ее нюхаете? – поразился Стас.
– Так охота же! – объяснил Перескоков. – Привык я! Хоть что-то понюхать! А-а-апчхи! А когда делаешь вид, что торкает, и правда что-то такое чувствуешь...
Уф-ф... Камень с плеч! Значит, все-таки добренький.
– Вот у нас к вам какое дело... – снова попытался я перейти к цели нашего визита, и снова Перескоков перебил меня.
– Знаю я ваше дело! – рявкнул он почти весело. – А давайте-ка лучше телевизор посмотрим, а?! – Он вытащил из-под себя пульт и нажатием кнопки превратил примерно четверть зеркальной стены в экран. Нервно попереключав каналы, он остановился на МТV, где, конечно же, отплясывала его Леокадия – в джинсовых шортиках и с электрогитарой в руках, и увеличил громкость.
Я сразу раскусил, к чему он клонит. Эта сволочь хотела, чтобы мы подобрели!
– Стас, ты понял?! – посмотрел я на брата.
– Понял, Костя, понял, – отозвался тот сурово. – И знаешь что? Кто к нам с мечом пойдет... Давай-ка не будем у этого гада ни о чем просить. Давай, как в Америке. Поищи-ка тут утюжок какой-нибудь или плойку. Или еще что-нибудь подходящее... А я его пока посторожу.
Перескоков растерянно поглядывал то на меня, то на Стаса.
– Сделайте музыку погромче, – сказал я, – чтобы криков слышно не было.
– Тут полная звукоизоляция, – машинально похвастался продюсер, а потом беспокойно спросил: – А зачем вы хотите кричать?
– Это не мы будем кричать, а вы, – пояснил Стас. – Наверное. Да точно...
– Зачем мне кричать? – ненатурально удивился продюсер. – Если вам самим хочется, то мне не жалко, кричите сколько угодно. А мне незачем.
– Вот и чудненько, – улыбнулся я продюсеру, а Стасу сказал: – Смотри за ним лучше.
Смежных помещений было несколько – кухня, туалет, ванная, гримерная, спальня... Я перевернул их все, но ничего подходящего не нашел. Разве что миксер? Когда я вернулся, с деловитостью инквизитора закрепляя на агрегате самую страшную насадку, Перескоков наивным голосом обратился ко мне:
– Странно, что вам не нравится Леокадия. – Он выключил звук телевизора. – Превосходный, по-моему, проект.
Я молча воткнул миксер в розетку. Неотрывно глядя на него, Перескоков вдруг выкрикнул фальцетом:
– А вам она, собственно, по какому делу?!
Я дважды нажал на кнопочку, отчего кухонный прибор издал действительно угрожающий звук. Как бензопила, только какая-то портативная и оттого еще более жуткая.
– Пожалуйста, не надо, – вновь кардинально сменил интонацию продюсер. – Право же, не стоит. Если я в чем-то и виноват, то я исправлюсь. Честное слово, исправлюсь.
– Где Леокадия, сволочь? – спросил Стас, а я еще раз поддал газку: «Вж-ж-ж! Вж-ж-ж!!!», а затем отпустил кнопку.
Воцарилась тишина. Перескоков запахнулся, нахохлился, став похожим на воробья, и так, как если бы он спешил в туалет, а кто-то не вовремя задал ему сложный метафизический вопрос, нервно выпалил:
– Не знаю! Не помню!
Тогда я снова нажал на кнопку и, уже не отпуская, медленно двинулся на продюсера. Перескоков с воплем соскочил с кресла и упал на диван, закрыв руками голову. Ну не мог же я по правде месить человека миксером. Я постоял над ним минуту, потом отпустил кнопку и тихо сказал:
– Вспомнил?
– Да, – ответил он глухо.
Ну, слава богу.
Не веря своей удаче, я приказал:
– Вставай и рассказывай.
Он резко сел и, приняв прежнюю зажатую позу, тяжело вздохнул с видом человека, готового признаваться во всех грехах.
– А можно, я закурю? – попросил он.
– Курение вредит здоровью, – заметил Стас.
– Вы правы, правы, молодой человек. Да, конечно, вы правы, – согласился Перескоков. – Я бы и сам не смог.
– Веня, – сказал я дружелюбно, – хватит уже юлить. Если вы не расскажете нам то, что мы спрашиваем, вполне возможно, через минуту вы умрете. И, кстати, в муках.
Его взгляд скользнул по миксеру и ушел страдать куда-то в неопределенность.
– Так как нам найти Леокадию? – медленно, как гипнотизер, повторил я. – И кто за ней стоит?
И тут он заплакал. Навзрыд, одновременно с этим чихая:
– А-а-апчхи! Честное слово! Честное слово! А-а-апчхи!..
Мне стало его по-настоящему жалко. Быстрее бы он, что ли, раскололся, да и шел бы с миром.
– Сосредоточьтесь, – сказал я голосом доброго наставника. – Ну же. Сосредоточьтесь на Леокадии, певичке, которую вы ведете.