— Они-то хоть петь умели, — прервал я его.
— Так ведь и шоу-бизнес на месте не стоит, — парировал он.
— Ты лучше скажи, на кой нам все это? Нам Леокадию искать надо, а эти уроды нам теперь проходу не дадут. Всюду будут лезть с камерами и вопросами мучить.
— Ты что, забыл гениальный план Перескокова? — возмутился Стас. — Именно благодаря славе мы и привлечем ее внимание.
— Так-то оно так… — сказал я, царапая подбородок. — Но что-то не нравится мне все это…
— А мне — нормально, — заявил Стас. — Мы, кстати, завтракать все-таки будем?
— Пойдем, пойдем, — кивнул я, — Перескоков тебя заждался.
Не успели мы поесть, как в продюсерские апартаменты ворвалась Клавдия Самогудова.
— Внимание! — с порога объявила она. — Вечером вылетаем на гастроли! Шумиху уже подняли, пиар-кампанию закрутили, рекламу пустили по всем СМИ. А наступать начнем, — она революционно взмахнула кулаком, — из провинции! С самых окраин! С Владика!
— Но мы же еще не репетировали! — испугался Стас.
— Еще чего не хватало! — сделала большие глаза примадонна. — Пусть самодеятельность репетирует. У нас уже весь материал готов, а к вечеру будут записаны фонограммы. Вам нужно будет только прыгать и открывать рот, короче — делать шоу. Вас в самолете за десять минут всему мой Лелик обучит, он у меня мастер!
Я вспомнил вчерашние разговоры и сказал:
— Лично я мочиться перед всеми не стану.
Несколько секунду длилось тяжелое молчание. Потом Самогудова махнула рукой и примирительно сказала:
— Ну ладно… Звездам капризы положены. Обсудили мы это… Наймем дублеров, что же делать. Ну, может, еще девочки с подтанцовки помогут…
— Вы, конечно, понимаете, насколько мне трудно в этом признаться, — встрял Перескоков, — но лично мне понравилась идея коллеги Шпулькина…
— Ну да… — задумчиво кивнула ему примадонна.
— Что за идея? — спросил Стас.
— Не важно! — встрепенулась прима. — Это все потом! А сейчас — работать! — Она хлопнула о стол пачкой листов: — Вот тексты, выбирайте.
Мы со Стасом взяли по бумажке, я стал читать, и у меня глаза полезли на лоб. Это была длиннющая песня, но мне хватило первого куплета:
Я поднял мрачный взгляд на примадонну, и она, поймав его, затараторила:
— Это такая тяжелая роковая баллада в стиле Хрипелова. А припев — народный, пипл схавает!
Я прочитал припев. Он действительно был знаком мне с начальной школы:
— Я уже слышала фонограмму! — сообщила Самогудова с воодушевлением, — там в припеве после каждый строчки такой крутой хардовый риф!
И она прорычала:
Я глянул на Стаса. Вид у него был перепуганный.
— Костя, — сказал он. — Это кошмар. Послушай:
— Почему же это кошмар? — возразила Самогудова. — Очень проникновенная позитивная песня. Ведь напрочь куда-то ушла из нашей жизни героика. А кто же будет воспитывать молодежь, если не мы — деятели культуры?
Я схватил еще листочек и прочитал вслух:
— Кто пишет вам эти частушки?! — вскричал Стас.
— У нас целый штат прекрасных поэтов, — отозвалась Самогудова. — Пушкин отдыхает. Тема мочеиспускания раскрыта со всех сторон, она просто выработана, как золотая жила! И всего за одну ночь.
— Но при чем здесь ландшафт?! — рявкнул я.
— Как это при чем? — пожала плечами прима. — А ты сочини рифму на «брудершафт». Поэзия, милочка моя, это великое таинство… Но лично мне больше всего нравится вот это… — Она взяла листочки, немножко покопалась в них, наконец, выдернула один и, по-рэперски жестикулируя, речитативом продекламировала:
— Смело! Современно! — сама же оценила она.
— Супер! Просто супер! — запрыгал на табуретке Перескоков. — Мы порвем эту страну, как грелку!
Я не знал, что и сказать. Но вовремя пришел в себя Стас:
— Лично я никуда не полечу, — сказал он. — Ни на какие гастроли.
— Я тоже, — кивнул я, как мне казалось, твердо.
Но вечером мы как миленькие погрузились в лимузин Перескокова и двинулись впереди целой автоколонны, везущей звезд эстрады, в направлении аэропорта Шереметьево. Взялся спасать мир, не бойся описаться…
— Но ведь самолеты теперь не летают, — удивился Стас, когда мы медленно-медленно продвигались через окружавшую здание аэропорта толпу народа с флажками и плакатами «We Love Тот-Того!!!», «I love пи-пи!!!» и даже «Тот-Того, мы пи-пи с вами!» Они были всюду, даже на крыше.
— Нам ужасно повезло, — сообщил Перескоков, сидевший напротив нас. — Мой пилот однажды побывал на концерте моей бывшей группы и, естественно, оглох. Ничегошеньки теперь не слышит. Так что он летать не боится.
— А как же он по радио переговаривается? Со всякими там диспетчерами? — спросил Стас.
— А зачем? — удивился Перескоков. — Это было нужно, когда небо кишело самолетами и на посадку неизвестно было куда идти: вдруг там кто-то уже есть. А сейчас и в небе чистота, и взлетные полосы все свободные, садись — не хочу.
— А для чего здесь столько народу? — продолжал расспросы Стас.
— Это ваши фанаты, — пояснил Перескоков.
— Да откуда у нас могут быть фанаты, если мы еще ни разу не выступили?!
— Это все, друг мой, дело техники, — сказал Перескоков, — мы профессионалы или где?
Он достал свой мобильник, приставил его к губам и артистично объявил:
— Внимание, диспетчерским службам и всем, всем, всем, кто пришел сегодня проводить своих любимцев в турне по дремучим глубинам нашей великой страны! Говорит Вениамин Перескоков. Просьба не путать с Перископовым…
По тому, как от его негромкого голоса завибрировали пуленепробиваемые стекла машины, и по легкому эху, которое пробивалось из-за них, я понял, что его речь транслируется через громкоговорители на всю площадь.
— …Встречайте! Звездный кортеж возглавляет лимузин суперсовременной группы «Тот-Того», и я, Вениамин Перескоков, просьба не путать с Перископовым, ее генеральный продюсер! — продолжил наш скромный конферансье, а затем принялся по очереди объявлять остальных участников тура, въезжавших через служебные ворота на аэродром. Тут, словно припаркованные автомобили, в ряд стояли десятки громадных разноцветных авиалайнеров.
Когда Перескоков закончил, небо над аэропортом озарилось разноцветными огнями, и прозвучал запоздалый треск фейерверка. Неизвестно откуда появились служебные машинки с желтыми мигающими маячками, а вслед за ними, объезжая хоровод лимузинов, прополз очень низкий желтый тягач с большими колесами, тащивший за переднее шасси средних размеров реактивный самолет советского образца.
К нему придвинули трап, и дверь нашего автомобиля отворил улыбающийся стюард в аэрофлотовской форме. Из прохладного кондиционированного воздуха салона мы вышли на пропахший техникой жаркий ветер и зашагали по асфальту.
Раньше всех на трап полезла Клавдия Самогудова, своим зычным голосом перекрывая оглушительный гул самолетных двигателей:
— Я хочу сидеть в кабине!
— Клавочка, я с тобой! — ломанулось за ней длинноносое «дитя порока».
После них на борт поднялся пожилой много раз заслуженный артист Комбинезонов с лицом мафиозного главаря под курчавым париком.
— Костя, я боюсь, — шепнул мне на ухо Стас.
— Я тоже, — кивнул я, чувствуя, что от волнения у меня начинает дергаться глаз. — От этих уродов можно всего ожидать. Надо было нам настоять, чтобы тур был железнодорожным.