ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ТРИ БОГАТЫРЯ
Глава первая, в которой Иван опаздывает к собственному прибытию и готовится трижды помереть
Богатырские казармы были украшением стольного града Киева. Окруженные цветущими каштанами и питейными заведениями, казармы сии издавна стали местом отдыха горожан. Сюда приходили детушки малые — на богатырей-заступничков посмотреть, старцы седобровые — о жизни погутарить, девки веселые — род богатырский множить. Иван с восторгом оглядывал праздную публику, и ему хотелось громко и радостно крикнуть: «Я — Иван-дурак, будущий богатырь!»
Но он сдерживался.
Уже шагов за сто от казармы Иван заслышал задорный посвист сабелек и глухое уханье булав. То богатыри забавлялись играми молодецкими.
Гнедок прянул ушами и подозрительно посмотрел на Ивана: туда ли мы едем.
— Что ты, сыть, травяной мешок, спотыкаешься! — гаркнул Иван. Открыл было рот снова, но забыл, что полагается говорить дальше, и закрыл его.
Подъехали к воротам, отлитым из пудовых подков, износившихся под лошадьми богатырскими. «Первое испытание», — понял Иван и распахнул ворота. Очам его открылась чудная картина.
На широкой дубовой лестнице, перемежая дело импровизированными присказками, фехтовались на булавах богатыри. Одеты они были в кольчуги булатные, рубахи шелковые да сапоги кирзовые. Особенно понравился Ивану толстый и потный богатырь лет пятидесяти, который, обломав булаву о головы настырных сотоварищей, схватил за ноги другого богатыря — с тонким интеллигентным лицом, и стал лупить противников им. Интеллигентный богатырь при этом не терялся и в момент удара пытался укусить сотоварищей за незащищенные части тела. Лестница тряслась от богатырского хохота.
— Как пройти к Микуле Селяниновичу? — спросил Иван у проходящего мимо богатыря, слезая с перепуганного Гнедка.
— К Микуле? Да по лестнице дубовой, в палаты каменные, — с тщательно скрываемым почтением ответил богатырь.
Иван вдохнул побольше воздуха и, поминутно извиняясь, стал протискиваться мимо резвящихся. Пару раз его огрели булавой, разок укусили за ногу, но через каких-то полчаса Иван вошел таки в палаты каменные.
Микула Селянинович сидел на лавке и задумчиво перебирал руками землю сырую, насыпанную в большую дубовую кадку. Он тосковал по простому пахарскому труду, но как мог боролся с этим чувством.
— Исполать тебе, Микула Селянинович, — нараспев обратился Иван и в пояс поклонился. — Привет тебе от старого друга, Ивана-Черная Рука, Гроза морей. А я сынок его беспутный, Иван-дурак. Пришел к тебе знатную службу сослужить, постоять за землю Русскую, лечь костьми за дело правое.
— Сядь пока, — гулко произнес воевода и, убедившись, что его трогательная тоска по прошлому замечена, отставил кадку в угол. — А сколько ж тебе лет, дитя мое?
— О, очень много, сударь, восемнадцать! — с восторгом ответил Иван.
— Рука твоя тверда?
— Тверда!
— Нога твоя тверда?
— О да!
— Ну и белиберда, — тоскливо простонал Микула, но все же продолжил: — Вот верная черта...
— Всегда! — не к месту, но в рифму встрял Иван.
— ...дурацкого, испытанного стиля. — Продолжил Микула Селянинович, не обратив на него внимания. — О Боже!.. И я таким же юным был, когда мы печенегов в первый раз побили...
Наступило тягостное молчание. Первым нарушил его Микула:
— Чего это мы, а?
— К слову пришлось, — вежливо ответил Иван-дурак. — Так я, значит, в богатыри записаться хочу.
Микула помолчал, потом задумчиво произнес:
— В богатыри... Так ведь богатырю надобно иметь не только сердце доброе, а ноги твердые, не только булаву тяжелую, а голову крепкую, надобно еще...
Но Иван так и не узнал, что еще надобно настоящему богатырю. Микула Селянинович медленно поднялся и переспросил:
— Так ты говоришь, что сын дружка моего старого, Ивана-Черная Рука, Грозы морей? А где грамотка твоя рекомендательная?
— Нету, — со стыдом признался Иван. — Выкрадена ночью татем лихим.
— Выкрадена, говоришь. Может быть. На отца ты и вправду похож, только рожа еще глупее. Но вот какая незадача: являлся уже утром один добрый молодец с грамоткой, где сказано, что он — Иван-дурак!
— То тать ночной! — возопил Иван.
— Возможно, возможно... Но в богатыри он уже зачислен, и дать делу обратный ход я не в праве. Посуди сам, добрый молодец: обстановка в Киеве сложная. Владимир Красно Солнышко заботами затуманен, Василиса Премудрая в сторону Кащеева Царства поглядывает... Поп Гапон воду мутит, интригует. Бояны песенки крамольные по кабакам поют... И тут такой скандал: богатырь-самозванец! Как же после этого народ станет на защитников своих поглядывать? Нет, Иван. То есть, не Иван, а незнакомый мне молодец. Не могу я тебя в богатыри принять!