Лодочник выключил двигатель. Лодка плясала на волнах, словно кусок плавучей древесины. Ми Чжа, сестры Кан и я сняли пальто, шарфы и шапки. Хлопковые костюмы для ныряния и легкие куртки для тепла уже и так были на нас. У остальных костюмы были белые, но у меня как раз шли месячные, так что я надела черный. Месячные обычно начинались в семнадцать, но у хэнё они приходили позднее из-за постоянного холода и голода. Мы повязали на голову платки и вышли из каюты навстречу жгуче холодному ветру. Земли ни в одном направлении видно не было.
Я совершила приношение морскому богу-дракону от своего имени, как и каждый раз, когда уходила в подводное царство, — по обычаю, это требовалось от любой женщины, потерявшей в море кого-то из родственников. Потом я взяла свое снаряжение. Мы начали по очереди прыгать с лодки в море. Нигде вода не была такой холодной, как во Владивостоке, — море там не замерзало только благодаря соли. Дрожь всегда пряталась где-то у меня в груди, а теперь она пробрала все тело. Я заставила себя забыть о физической боли, сосредоточившись на том, что надо работать. Вдохнув, я развернулась головой вниз и оттолкнулась. При этом я почувствовала, как заводится мотор лодки и течение меняется: лодочник уплыл, и мы четверо остались одни. Старик лодочник не страховал нас, а просто вез до места. Он остановился недалеко, так что докричаться до него было можно, но если бы одна из нас попала в беду, помочь он бы не сумел. Обычно он ловил рыбу на удочку или сетью, чтобы не скучать.
Я погружалась и всплывала. Ми Чжа держалась рядом, но не настолько близко, чтобы успеть схватить добычу, которую приглядела я. Мы соревновались, но уважали друг друга. А еще мы внимательно следили за всем, что происходит вокруг. Дельфины нас не пугали, но вот акулы — другое дело, особенно в те дни, когда из меня текла кровь.
Через полчаса мы услышали, как лодка скользит к нам по воде. Я присмотрела в расщелине осьминога, но от вибрации лодочного мотора он ушел подальше в темную глубь. Я решила вернуться за ним потом. Мы всплыли на поверхность и направились к лодке, а старик поднял на борт наши сети. Потом мы залезли по веревочной лестнице в лодку — сильный ветер насквозь пронизывал наши мокрые хлопчатобумажные костюмы — и поспешили в каюту. Там уже горела жаровня, а лодочник приготовил корыто с обжигающе горячей водой, чтобы мы могли попарить ноги. Мы с Ми Чжа сидели вплотную друг к другу, бедром к бедру. Кожа у нас покрылась мурашками, а вены были такие тоненькие и жалкие, будто от безжалостного холода кровь в них усохла и стала течь медленнее.
— Я нашла пять морских ежей, — сказала Ку Сун. Зубы у нее так стучали, что слова едва можно было разобрать.
На голос Ку Чжа холод повлиял еще сильнее.
— И что? А я морское ушко нашла!
— Тебе повезло, но я-то осьминога поймала, — довольно ухмыльнулась Ми Чжа.
И так далее и тому подобное, потому что хвастаться — это право и обязанность хэнё.
Несмотря на опасность, трудности и жертвы, а может, именно из-за них каждая из нас стремилась к одному: стать лучшей среди ныряльщиц. Все мы знали, как опасно отковыривать морское ушко, а поймать осьминога было еще почетнее — и опаснее. Но если одна из нас станет лучшей хэнё на лодке, капитан наградит ее парой обуви и новым бельем.
— Нет места в море, до которого я не могла бы добраться! — гордо заявила Ми Чжа, потом подтолкнула меня бедром, чтобы я тоже что-нибудь сказала.
— Я так хорошо ныряю, что могла бы приготовить обед под водой и съесть его там же, — похвасталась я. Тут со мной никто не мог поспорить: я погружалась глубже и оставалась в воде дольше, чем все ныряльщицы из нашей группы. Дома люди говорили, что это, наверное, потому, что я оставалась с матерью, пока она не умерла, и от этого легкие у меня растянулись больше обычного объема для девушки моего возраста и опыта.
Когда полчаса отдыха закончились, мы вышли наружу, взяли снаряжение и нырнули. Лодочник снова отошел, чтобы не тревожить морских тварей, на которых мы охотились. Полчаса в воде, полчаса согреться, и опять, и снова. Мы часто приплывали сюда — тут улов был разнообразный. Иногда мы отправлялись на участок со множеством морских ушек или на поле, где водились трепанги. Иногда мы даже выходили ночью — все знали, что так наловишь больше морских ежей.