Когда все закончилось и я вытирала кровянистые выделения с внутренней стороны бедер, муж тихо сказал мне:
— Дальше у нас начнет лучше получаться, я обещаю.
Честно говоря, я не совсем поняла, о чем он говорит.
На следующее утро я проснулась задолго до рассвета и направилась в отхожее место. Я поднялась в каменную загородку, спустила штаны и присела, все время помня, что в этом незнакомом месте могут оказаться какие-нибудь многоножки, пауки или даже змеи. Снизу, из ямы, воняло так, что у меня щипало глаза. Где-то там копошились принадлежавшие семье свиньи. Я знала, что привыкну к новому отхожему месту: все жены привыкают. Закончив свои дела, я спустилась во двор и заглянула через каменную стену. Там отгородили небольшой угол для моего поросенка, чтобы его не затоптали. Поросенок не спал и очень хотел есть. Подрастая, он будет каждый день поедать то, что выходит из членов семьи в отхожем месте. А я потом буду собирать уже то, что выйдет из него, и носить на поля в качестве удобрения. Через много лет выросшего поросенка заколют на свадьбу, на похороны или для обряда поминовения предков. Таков был постоянный круг жизни: свиньи зависели от нас, а мы от них. Я дала поросенку немного угощения, которое вчера не съела и не раздала, ласково поговорила с ним и пошла собрать навоз на растопку и натаскать воду. Хорошо бы мне разрешили помогать с уборкой урожая сладкого картофеля не только на полях До Сэн, но и у моих родных. Мне хотелось с первого же дня показать, что я буду хорошей женой и невесткой.
Потом, когда все оделись и позавтракали, Чжун Бу, его мать, сестра и я последний раз прошествовали к дому моих родных. Моя сестра приготовила еду, и мы все поели. Потом До Сэн и Ю Ри вернулись домой, а мы с Чжун Бу остались переночевать с моими родными. Эта традиция Чеджудо подчеркивала, что хэнё навсегда сохраняет связь с родной семьей. Я легла спать рано, но мои муж, отец и брат засиделись допоздна. Они играли в карты и разговаривали.
— Будешь снова нырять с нашим кооперативом, — сказала До Сэн на седьмое утро моего брака. — В полях еще не все дела переделаны, но нам надо что-то есть, а прилив сейчас подходящий.
— Я очень рада, — призналась я. — Так здорово снова вернуться в Хадо, быть поближе к родным…
— И оплатить долги твоего отца за выпивку.
Я вздохнула. Свекровь, конечно, сказала правду, но я продолжила ту мысль, которую начала:
— …И помочь сестренке, раз она теперь начинающая ныряльщица.
До Сэн нахмурилась.
— Думаю, твоя мать предпочла бы, чтобы за нее отвечала я. В конце концов, тем, кто ныряет с тобой, не всегда везет.
Меня словно ударили по лицу. Неужели До Сэн постоянно будет напоминать мне о бедах моей семьи и винить меня за несчастье с Ю Ри?
— Конечно, вы отвечаете за сестренку, как и за остальных ныряльщиц в кооперативе, — сказала я, — и ей очень повезло, что вы за ней присматриваете. Я просто хотела сказать…
— Ты в этом месяце собираешься нырять в черном костюме?
Говорят, чем дальше от дома свекрови и отхожего места, тем лучше. Мне трудно было ужиться с До Сэн. Бабушка говорила, что я привыкну, но я сомневалась, что выдержу постоянные унижения. Что до беременности, которую подразумевала До Сэн, то Чжун Бу изо всех сил старался подарить мне ребенка, а я — обеспечить плоду хороший дом в моей утробе. Чжун Бу был прав, дальше у нас с ночными делами стало получаться лучше. Иногда мужу даже приходилось прикрывать мне рот рукой, чтобы мои стоны удовольствия не доносились до большого дома. Однако с момента нашего брака прошла всего неделя.
— Как только точно узнаю, сразу вам сообщу, — ответила я наконец.
Я стала еще больше стараться помочь Чжун Бу сделать мне ребенка до возвращения в Японию. Мне нравились ночные ощущения между ног, но повседневная реальность брака оказалась скучной. Муж кипятил мне воду, чтобы я согрелась, вернувшись с моря, но в основном он читал книги, писал в тетрадях или сидел с остальными мужчинами под деревом на деревенской площади, обсуждая философию и политику. Все перемены в его жизни состояли в том, что теперь он готовил обед и мы его ели в своем маленьком доме, а по ночам я спала с ним. А я между тем ныряла с кооперативом До Сэн, работала в поле и присматривала за Ю Ри — расчесывала ей волосы, мыла, когда с ней случались маленькие неприятности, стирала ее одежду, следила, чтобы она не подходила слишком близко к огню в кухне, и бегала искать ее на олле, если Ю Ри умудрялась освободиться с привязи, пока мы с ее матерью были в море. Обычно у Ю Ри было хорошее настроение, но иногда она капризничала. Забота о ней ничуть не напоминала возню с обиженным или расстроенным ребенком: Ю Ри была взрослой женщиной, сильной и упрямой, типичной хэнё, пусть даже не могла больше нырять. Я очень ей сочувствовала и готова была присматривать за бедняжкой до конца ее жизни, но иногда обязанности давили на меня неподъемным грузом. В такие моменты я больше всего скучала по Ми Чжа: мне не хватало наших встреч по утрам, я мечтала говорить с ней, смеяться и нырять вместе.