У Дмитрия Владимировича от ненависти все внутри заклокотало. Ему было плохо, в этот момент он мечтал только об одном: чтобы этот день поскорее закончился. А Ларка уже не могла остановиться.
– Так я ничего не поняла, она дала тебе или нет? Не дала? – она надрывно захохотала: – Вот ведь сука каталонская!
Потом неожиданно замолчала и заплакала, размазывая по щекам слезы и потекшую тушь. Вид ее был жалок. Он смотрел на нее без капли участливости. Ему казалось, что эта немолодая пьяная женщина в мокром купальнике, с растрепанными крашеными волосами и перемазанным тушью лицом попала в его жизнь случайно и зачем-то надолго задержалась.
– А хочешь – я тебе свой передник достану? Чем мой хуже? – сквозь слезы предложила Ларка.
Она бросилась в гардеробную, прикатила оттуда еще не разобранный чемодан, открыла его и начала расшвыривать вещи перед носом у мужа, ища передник.
– Да где же он?! – закричала она, добравшись до дна. – Ты не брал?
Дмитрий Владимирович молчал. Она отпихнула чемодан в сторону, подошла к нему и принялась трясти его за плечи.
– Дима, ты же любишь меня и без него, правда? Это ведь не страшно, что я уже старая? Ты же любишь старых, так ведь? Ну, отвечай, так ведь?
Он с удивлением поднял на нее глаза.
– Что ты несешь?
– Ты что же, думаешь, я ничего не знала про твою мамочку? – снова отвратительно завизжала она.
– Про какую мамочку? – зло спросил он и схватился рукою за грудь.
– Про ту, которая тебе в мамочки годилась! – торжественно объявила Ларка и ткнула мужа пальцем в лоб.
Он стиснул зубы до скрежета, голова у него закружилась. По его лицу Ларка поняла, что до него дошло, о ком идет речь.
– Да, я про твою старую буфетную шлюху! – залилась она истеричным смехом, тряся перед его носом складками живота.
В глазах у него потемнело. Он схватил жену, швырнул ее на кровать, наклонился над ней и замахнулся кулаком.
– Заткнись, тварь! И не смей…
И в этот миг, когда Дмитрий Владимирович был как никогда искренен в проявлении своих чувств, часы его стекли с камня на землю и стали кучкой пластилина.
Договорить он не успел, повалился набок на кровать рядом с Ларкой, захрипел, отрывисто вдохнул пару раз без выдоха, как будто хотел успеть наполнить легкие перед безвоздушным полетом или глубоким нырком, и затих; тяжелая рука его со сжатым кулаком рухнула Ларке на грудь.
Когда он на нее замахнулся, Ларка от страха закрыла глаза и теперь, ощущая на себе тяжесть его руки, боялась их открыть. Выждав немного и ничего не понимая, в ужасе начала медленно выбираться из-под руки мужа. Наконец сбросила ее с себя и открыла глаза.
Дмитрий Владимирович лежал на боку с полузакрытыми глазами и открытым ртом – так застала его смерть.
– Дим-ка! – протяжно и дико закричала она.
Муж молчал. Она с опаской, коротко толкнула его в плечо и быстро отдернула руку, будто, вынужденно дотрагиваясь до чего-то отвратительного, боялась замараться. От толчка он завалился навзничь, голова его мотнулась и осталась повернутой в ее сторону, волосы сбились на лоб.
– Димочка, не молчи! Димочка! Родненький! Не оставляй меня! – заголосила она, как простая деревенская баба, каковой всю жизнь и была.
Димка молчал. Она вдруг отрезвела и обезумела. Оседлала его, забравшись ему на грудь, повернула к себе его голову и принялась хлестать по щекам, требуя ответа:
– Ну не молчи же ты! Ну не молчи же, скотина! Хватит притворяться!
Димка молчал. Лишь бескровные губы его вкруг раззявленного рта сминались, кривились под Ларкиными шлепками – словно гримасничали, насмехаясь над тщетою ее усилий, да волосы мотались по не успевшему загореть лбу.
Она соскочила с кровати, побежалам к двери, закричала в коридор:
– Мерседес! Иди сюда! Быстрее!
Вернулась к мужу, припала ухом к его груди, послушала недолго, снова побежала к двери.
В коридоре появилась Мерседес.
– Вызови «Скорую»! Слышишь? Срочно вызови «Скорую»! – закричала на нее Ларка.
Мерседес не шелохнулась.
– Что стоишь?! Не понимаешь? Твою мать, что же это такое.
Ларка заплакала. Очнувшись, снова закричала, тряся руками перед лицом невозмутимой Мерседес.
– «Скорая помощь»! Как там у вас? Амбуланс! – вспомнила Ларка. – Амбуланс ваша! Поняла? Амбуланс!
Мерседес кивнула.
Ларка побежала обратно к кровати, запуталась ногами в одежде, разбросанной повсюду, совсем неловко упала и больно ударилась коленями об пол. Зарыдала, обхватила голову руками, завертела ею, как в припадке безумной боли. Очнулась, подобрала с пола шарфик, прижала ко рту. Захлебываясь слезами, жалобно запричитала: «Мамочка моя, мамочка», на четвереньках поползла к кровати, забралась на нее и со стоном припала вдовьей головой к Димкиной груди – слушать Димкину тишину.