Они выпили. Галинка уставилась в скатерть, боясь поднять глаза. Лариса Васильевна закурила, наполнила рюмки, снова выпила, закусила грибами и посмотрела на домработницу.
– Что сидишь – вся скукожилась? Выпей, пусть ему там будет не хуже, чем здесь.
«Что он в ней нашел? – думала она, разглядывая хорошо сохранившееся, почти без морщин, лицо домработницы. – Буфетчица – та хоть красивая была. Кобель, да еще неразборчивый. Кому из наших рассказать – обхохочется ведь. Может, выгнать эту деревенскую дуру к чертовой матери на улицу… бомжам на утеху».
Галинка молчала и до еды не дотрагивалась. Глядя на нее, Лариса Васильевна решила, что держать рядом с собой безобидную работящую дурочку выгоднее и безопаснее, чем кого-либо другого.
– Не сиди без дела, закусывай, – грубо сказала она. – Не выгоню я тебя, не бойся. Ты у меня одна осталась.
– А шофер что же ваш? – осторожно спросила Галинка.
– Шофер твой леденец вчера получил и дал стрекача. Так что джип мне теперь не нужен. Продам эту махину и куплю что-нибудь поменьше. С водителем в придачу, – засмеялась Лариса Васильевна. – Нам же с тобой мужик нужен или нет?
Она еще выпила, и ей стало хорошо. Наклонилась над столом, поманила Галинку к себе и заговорщически спросила:
– А ты его любила? Только честно, не ври. Да не бойся ты, что уж теперь.
Галинка покраснела. Казалось, что кровь вот-вот начнет сочиться у нее через кожу на щеках. После кровь неожиданно ушла, Галинка побледнела, и слезы потекли у нее из глаз.
– Не мучайте меня, пожалуйста.
– Это чем же я тебя мучаю-то? Надо же, я ее мучаю, – рассмеялась Лариса Васильевна и добавила добродушно: – Ладно, не реви. Мне про тебя и так все ясно. Выпьем, – она наполнила рюмки и свалила на пустую Галкину тарелку закуску с разных блюд. – Предлагаю за будущее житье, чтоб нас не трогал никто.
– А кто вас может тронуть-то? – наморщив лоб, испугалась Галинка.
– Меня теперь любой может тронуть. Оставил меня муженек без защиты. Сын до сорокового дня без отца не дотянул, выгнали из банка.
– Что же теперь с ним будет?
– На курортах будет кутить, пока деньги не кончатся, – развязно ответила Лариса Васильевна, вздохнула и снова наполнила рюмки. – Теперь за здоровье.
Она выпила и почувствовала себя пьяной и уставшей. Ей захотелось поговорить, и в этом пропахшем пищей ресторане а-ля рюс с пошлым лубочным интерьером сидящая напротив дурочка оказалась как нельзя кстати.
– Скажи, вот что ты думаешь про нас? – вдруг спросила она заплетающимся языком. – Ну, про богатых. Ты, наверное, думаешь, что мы в бриллиантах купаемся?
Галинка преданно смотрела в пьяное лицо хозяйки и внимательно слушала.
– Вот если как на духу. Мы себе могли позволить все, что хочешь, из песни не выкинешь, как говорится. Но я тебе про другое хочу, понимаешь? Там, на самом верху, – Лариса Васильевна указала пальцем вверх, – там нормальных людей нет, поверь мне, правду говорю. Там одни говнюки. Веришь мне?
– Конечно, верю, Лариса Васильевна.
Подошел официант.
– Нам что-нибудь из горячего. Что посоветуете?
– Баранье жаркое с имбирем, изумительное, – предложил официант.
– Хорошо, принеси. И водочки, – Лариса Васильевна уставилась на Галинку осоловевшими глазами, вспомнила, о чем говорила, и продолжила: – Там только интриги, кто кого. Я знаю, что говорю. Жестоко так – и представить себе не можешь. Все остальное – пустое, улыбочки все эти. Главное, занять хлебное место. Догадываешься, о чем я? И никого потом к нему не подпускать. И все время присматривать другое повыше, еще более хлебное.
Она налила себе водки, выпила и закурила.
– Димка в этом смысле был мастак, ничего не могу сказать. Он чуял, куда ветер дует, как дворовый пес. Всегда знал, от кого можно палкой по ребрам получить, а от кого – сахарную косточку.
Лариса Васильевна размахивала перед носом Галинки сигаретой и роняла пепел в тарелки.
– Как в академию Генштаба попал – так все и началось. По выпуску развязался со своими ракетчиками, и потащило его наверх. Мы только успевали компании менять, все выше, выше. Как мы жили, словами не передать. В каких кругах я побывать успела, – Лариса Васильевна закатила глаза. – И танцевала. Слышишь? Всегда танцевала, лучше всех. И Димка был щеголь хоть куда. Еще совсем молодой был. За бедра брал так, что все внутри ходуном ходило. Любила я его тогда, а он гулял направо и налево.
Она загасила сигарету, прижала платок к глазам и тихо заплакала. Галинке было ее так жалко, что она готова была сама расплакаться навзрыд.
Немного успокоившись, Лариса Васильевна громко высморкалась и выпила водки.