– Верка! А кто это Белини? Я такого не слыхала, – раздалось из зала.
– Великий композитор! Он один из основателей стиля бельканто. То есть по-итальянски – красивого пения! Правда же, красиво? Его называют итальянским Моцартом!…
– Моцарта мы знаем! Давай! – раздалось из зала.
– Могу и Моцарта! Ария из оперы "Царица ночи"!
Вера снова запела, и это снова было великолепно. Потом она исполняла популярные эстрадные песни, причем особым успехом пользовался шлягер про шляпу, которую носят "на панаму". Песня была спета дважды, на бис! А в зале тихо спорили, что значит "на панаму" и какие это ботинки "нариман".
Наконец, Вера объявила, что заканчивает первое отделение концерта. Она помолчала пару секунд и вдруг запела: "Вставайте товарищи, все по местам…". Тут же подхватили молчаливые старики: "Последний парад наступает…". "Врагу не сдается наш гордый "Варяг" – сквозь слезы пели сотни женских голосов…
"Пощады никто не желает" – чисто выводила Вера, посылая голос в окно, в расчете, что ее услышат на улице. И этот женский хор, певший геройского "Варяга", действительно услышали во всех уголках острова.
…– Давай, мам, теперь ты народ развлекай, – устало сказала Вера. – Ты у нас мастер разговорного жанра. Про гипнотизера, который к вам в училище приезжал, расскажи!
Народ потянулся поближе, и Антонина было собралась рассказывать, но тут оживился старый Самвел.
– Я тоже одного гипнотизера видал, – сказал он. – На зоне… Он так, бывало, загипнотизирует, что потом недержание мочи начиналось.
– А вы за что сидели, дядя Самвел?
– А в те годы сидели либо за уголовку, либо за антисоветчину, либо за особую хозяйственную смекалку. Я по хозяйственной части и сидел…
– Воровал, что ли?
– Самвел похож на вора? – обиделся Самвел. – Одежду шил! Я в Астрахани директором швейной фабрики работал. И вот послали нас в Югославию опыт перенимать. Я и привез несколько образцов: кофточки всякие, блузки, плащики. Спрашиваю своих, почему мы так не можем? Трудно, что ли? Сам знаешь, говорят: ГОСТы, согласования, комиссии всякие на соответствие тому да этому… И ткани отвратительные…
Я им говорю, а скопируйте-ка мне эти вещицы. Ткань хорошую я достану!…Ну, сшили, получилось даже лучше, чем у югославов.
Я в главк. Вот, говорю, их произведения, а вот – наши, по их образцам, а вот то, что я по плану должен шить. Спрашиваю начальника из главка: ваша жена что из этого выберет?… Погнали меня прочь с моими вопросами: шей, что шил, да помалкивай! А я тогда взял и целую партию плащей пошил по югославским образцам из сэкономленных тканей. Потом договорился с директором центрального универмага, да и выставил под видом импортных на продажу. Бабы астраханские за день смели! Скажи, Манушак, хорошие были плащи? – Самвел обратился к дородной женщине с явно выраженной черной порослью под крючковатым носом. Та сидела на полу и энергично обмахивалась газетой, но все равно по бокам ее огромного рыхлого тела гроздьями катились капли пота, оставляя темные разводы на белье.
– Хорошие, да! – согласилась та. – Самвелчик всех моих подруг одел, а потом мы еще и "Москвич" купили за деньги, которые он заработал…
– Вот! – с гордостью продолжил Самвел. – Манушак была женщина стройная, можно сказать, жгучая, одеваться любила хорошо. А цех подпольный у меня шикарный товар делал! Не то, что по плану тачали…
– И сколько дали за находчивость?
– Десять! – безмятежно ответил дядя Самвел. – Через семь вышел…
– И "Москвич" конфисковали, и дом! – вздохнула его жена.
– А директора универмага совсем расстреляли, потому что он не только на моих плащах зарабатывал, – добавил Самвел грустно.
– А гипнотизер-то, дядя Самвел, – спросил кто-то, – настоящий?
– Да кличка это! А так обычный урка, на зоне паханом был и всех строил. Чуть что не по нем, понимаешь – шестерок своих пришлет, по почкам надают, так что кровь в моче. И весь гипноз… Мне этот Гипнотизер чуть семейную жизнь не порушил!…
– Ой, Самвелчик, людей постесняйся! – Манушак хрипло рассмеялась, явно поняв, о чем пойдет речь.
– А что! – с вызовом ответил Самвел. – Может, кто убережется от глупостей этих!…Этот Гипнотизер взял манеру от нашего имени письма бабам с зоны писать! Ну, там, люблю, жди меня и даже так: "когда я в тяжелой атмосфере лишения прав и личной свободы, практически умирая каждый день от моральных мук и физических притеснений, думаю о тебе, то на ум приходят строки из Байрона – "Я без тебя ничто, душа моя!".
– Чё, правда из Байрона?
– Да какой Байрон?! Дурь одна!…А дальше…представляешь!… главное: он ей, Фиалке моей… Манушак – это фиалка по русски… он ей, паскудник, написал, что когда я вернусь с зоны, то она должна встретить меня мощной армянской лаской и ни в чем мне не отказывать! Понимаешь? Ни в чем!!!
– Что ж плохого-то, дядь Самвел? – хихикнул кто-то из баб. – Очень даже!
– Кто б моей такое написал! – отозвался мужской голос.
– Да он же, гад, наврал, что врач, мол, по профессии, сексопатолог, и путем длительных и многократных экспериментов установил, что лучшее время для супружеского соития – пять часов утра!
Раздался дружный смех. Женщины стали смущенно отвлекать детей, чтобы те не вслушивались в рассказ Самвела Гургеновича.
– А мне было не до смеха! – помрачнел дядя Самвел и покосился в сторону супруги. Та пожала плечами:
– Ну, поверила! Ну, было! – отозвалась старая армянка. – Он же все так, по-научному: будто в этот момент у мужчин бывает самый мощный прилив мужских амбиций! Этих… как их?… тестостеронов…Тфу! Не выговоришь! А у женщины, мол, тоже наступает самое яркое возбуждение…
– Так что, дядя Самвел? Были… желания? – интересовалась публика.
– Конечно!…Вышел я с зоны, коньяка мы с ней выпили, ну, и любовь была, а как же! Хотя, конечно, застой у меня был в причинном месте. Трудно давалась любовь… Только уснул, а она мне под утро – в бок: вставай, Самвел, у тебя сейчас самое время для любви!
Бабы смущенно захихикали, не скрывая, впрочем, что ждут развития пикантного сюжета, а Самвел на полном серьезе продолжал:
– Я вежливо так отвечаю, мол, спать хочу до смерти! И долг свой мужской я выполнил, по мере существующей возможности, ограниченной долгим воздержанием. А она – давай, и все! Гормон-мормон, понимаешь! На часы поглядывает – пять утра, говорит, самое время твое! И очень так напрямую… продолжения требует. А?
– Дядя Самвел, – давился от смеха народ, – неужто отказал?
– Мне-то? – с притворным смущением потупив взор, проворковала дородная Манушак. – Не родился еще тот…
– Я не родился!! – возопил дядя Самвел. – Я вообще чуть не умер, да! Но все доказательства ей предоставил, что прав этот поганец со своей наукой! Сдуру…
– И что? – изнемогала от хохота публика.
– А то! Она заявила, что рада торжеству науки! Короче говоря, с этого дня принялась она за меня всерьез! Как пять утра, она меня натурально будит и заставляет крепить гнусную гипотезу практическими действиями.
– Как же ты живой остался, дядя Самвел?!
В клубе от смеха дрожали стекла…
– Вот! Силы-то мужские не беспредельные! И ведь самый сон, а! Пытка, одним словом!… На четвертый день, как толкнула она меня в пять утра, взял я ее за пухлый бок, опрокинул, натурально, к полу прижал… Она уж улыбается вся, а я и говорю: "Сплю я обычно в это время, любезная Манушак Вартановна! И любовь между нами в этот ранний час – вопрос очень спорный! Будьте так любезны, Манушак Вартановна, говорю, ведите себя соответственно принятым между нами, армянами, принципами: семь раз в неделю, но в удобное для мужчины время!"…
Улыбающаяся Манушак колыхнулась обширным телом и громко, так, чтобы слышали все, сказала:
– Прав был твой Гипнотизер, спасибо ему! Ты в те дни, может, самый ловкий за всю свою жизнь и был-то!…
Самвел наигранно махнул рукой и обратился к Шебекиной:
– Ты извини, Антонина, перебил тебя…
– Наболело, видать, – хохотнул кто-то.
– Ну вас, – примирительно махнул рукой Самвел. – Так твой-то, Антонина, натурально гипнотизер был? Или как наш?
Антонина рассмеялась:
– Да в общем, вроде вашего. Короче говоря, пришли мы в парк железнодорожников, где должен был выступать этот гипнотизер. Билеты, как полагается, афиши… Вышел пожилой лысый дяденька и давай фокусы показывать. Сначала карты угадывал, задачки арифметические задавал и сам же их решал. Потом вызвал из зала мужика, усыпил его вроде и давай с ним беседовать. Вы, говорит, теперь не Иван Сидорович, а султан турецкий. Тот и давай про Турцию рассказывать, про наложниц своих, про то, что болгар и прочих православных терпеть не может! Сказал даже, что главный враг его – "белый генерал" Михаил Скобелев, и что он лично отравил его цианистым калием в 1882 году, обернувшись проституткой Вандой. Мы, естественно, верим, в ладоши бьем… Уж больно складно все, словно и вправду человек в другого перевоплотился и его жизнь проживает…