Каленин не смог сдержаться и скептически хмыкнул. Вера его реакцию заметила, но сделала вид, что это ее не задевает:
– Папа говорил, что вам мои стихи не понравились – те, что вы на острове прочитали. А вот из последних: "Я люблю тебя, Темза" называется.
Вера, как многие поэты, читала стихи плохо: странно подвывала и раскачивалась из стороны в сторону. Куда только делись ее артистизм и обаяние! Закончив, она вопросительно посмотрела на Каленина. Тот смутился, но упрямо произнес:
– Я остаюсь при своем мнении…Лучше пойте!
– А мне понравилось! – неожиданно вмешалась Ася! – Вам, Верочка, столько дано от природы. Дерзайте! Пробуйте себя! Вокальные данные просто феноменальные, но нужна школа. Чтобы появилась истинная оперная стать, порода! Как у Образцовой или Силз!
– Ну что вы?…Силз! Скажете тоже! – Вера засмущалась, и это ей удивительно шло, делая еще больше похожей на быстро повзрослевшего очаровательного ребенка. – Но я буду стараться! Очень!…Извините, мне надо срочно позвонить!…
Вера пересела за другой столик, деликатно давая возможность Фомину и Каленину продолжить прерванный ее появлением разговор.
– Я все мучаюсь, думаю, мог ли тогда отговорить отца от этой безумной авантюры… Чувствовал, что все кончится трагедией! – Фомин сгорбил могучие плечи и сцепил до белизны пальцы. И хотя был он в элегантном дорогом костюме, Степан Морозов взглядом знатока отметил, что для человека под пятьдесят тот сохранил отменную физическую форму.
– Когда прощались, я уже знал, что навсегда, – продолжил Фомин. -…А правда, что в аквапарке, где люди погибли, не было никакого взрыва?
– Правда! – угрюмо кивнул Каленин. – Вина строителей, точнее, проектировщиков… Ваш отец, Саша, натворил немало… Но к трагедии в аквапарке генерал Игнатов отношения не имел, только он сам об этом так и не узнал.
– Да, я знаю, его застрелила охрана… – кивнул Фомин.
Каленин как-то искоса взглянул на него и сказал:
– Не совсем так…
– Что вы хотите сказать?! – вскинулся Фомин.
– Он считал, что люди в аквапарке погибли из-за него… И покончил с собой.
– Но как…
– Обезоружил офицера ФСБ и застрелился из его пистолета… Мы с Асей, – он кивнул на жену, – потом ходили по всем начальникам, только до президента не дошли! Всех просили, чтобы вам дали возможность вернуться в страну. Я рассказывал о вашей судьбе, о вашей абсолютной непричастности к истории с Шарпеем,… с президентом Фадиным! Но… никто не захотел брать ответственность. Все кивают куда-то наверх!… Говорят, надо проводить подробное следствие… начиная с Афганистана.
– Спасибо, конечно! – кивнул Фомин. – Но прошу вас, оставьте эти хлопоты!… Моя жизнь, о которой вы знаете далеко не все, сложилась так, что я теперь могу жить только под чужими фамилиями и уж точно не в России!…
Александр достал сигарету, закурил…
– Я попросил о встрече по другой причине, – продолжил Фомин. – Здесь десять тысяч долларов, – он протянул пухлый конверт. – Отец накануне… всей этой затеи… успел перевезти прах матери с Сахалина в Питер. Задумал памятник поставить, но не успел. В конверте, помимо денег, эскиз надгробья, который он мне передал. Сделайте, как он хотел, очень прошу! Мне больше обратиться не к кому, а душа болит… Тем более что могилы отца уже не будет никогда. – Фомин глубоко затянулся. – Пускай хоть одно место на земле останется, как память о нем и о матери…
Каленин положил конверт в карман и коротко бросил:
– Сделаю!
– Если не хватит денег…
– Не волнуйтесь, – вмешалась в разговор Ася. – Мы все сделаем, как надо!…Я очень жалею, Александр, что тогда, на Рублевке, не удалось отговорить вашего отца от его безумных планов. Все было бы по-другому…
– Может быть! – неохотно согласился Фомин. – Только у каждого свой путь. Отец его выбрал и прошел до конца!…Спасибо за встречу! – Он поднялся, пожал руку Каленина и аккуратно подержал в своей крепкой ладони узкую Асину ладошку. -…Я пойду!
– Вы теперь намерены постоянно жить в Англии?
Вопрос неожиданно смутил его, и он ответил, подумав секунду:
– Помните, у Чейза есть роман с грустным финалом? Он называется "Весь мир в кармане". Так вот, у меня тоже в кармане весь мир…Кроме России. И финал этой моей истории, как в том романе, тоже будет непременно печальным. Так уж сложилось!…Прощайте!
Фомин взял со стула плащ и двинулся к выходу. Проходя мимо Морозова, он неожиданно остановился и сказал:
– Как профессионал профессионалу: никогда не садитесь спиной к входной двери. Надо выбирать место так, чтобы видеть и охраняемый объект, и вход…Извините!
Утром следующего дня Фомин отправился на встречу с последним из той троицы, кого он считал виновными в смерти отца.
Первым погиб генерал-лейтенант милиции Петр Удачник. Его убили свои же соратники в тот день, когда застрелился генерал Игнатов.
Через несколько месяцев в Доминиканской республике, в собственном роскошном доме прямо на берегу океана, погиб пожилой мужчина. Расследование показало, что смерть наступила в результате нелепого несчастного случая, а именно удара током из-за неисправной электропроводки. Погибшего опознали как Билла Долецки, в прошлом – сотрудника ЦРУ.
И вот теперь в живых остался один…
Николай Алексеевич Дибаев жил в Лондоне уже почти два года, и эта жизнь была для него абсолютно невыносимой! Он не знал, куда себя деть, и поэтому медленно, но неуклонно погружался в алкогольное безумие, к которому был склонен и раньше. Но там, в Москве, его всегда останавливала на краю пропасти ответственная работа в Кремле и необходимость чуть ли не каждодневно общаться с первыми лицами государства.
Кроме того, прежняя жизнь была чрезвычайно увлекательным занятием. В ней он реализовывал свое призвание управлять судьбами людей, которых он мог при желании превратить в придорожную пыль или, наоборот, возвысить до небес. И именно эта роль – почти Бога, стоящего за кулисами огромной политической сцены и реально управляющего ходом грандиозного спектакля, нравилась ему больше всего на свете.
Особо тешила его самолюбие возможность решать трудные, почти невыполнимые задачи: к примеру, взять и опрокинуть с пьедестала какого-нибудь непотопляемого фаворита, который, оказавшись неожиданно в опале, потеряв бизнес и влияние, мог только догадываться, что его жизненный крах – это дело рук могущественного и беспощадного Коли Дибаева!…
Теперь барьеров не было. И Коля пил, что называется, до гашетки, то и дело погружаясь в состояние алкогольного психоза, превращаясь в обезумевшего зверя, который, завывая, бросался на первого встречного, пытаясь вцепиться ему в глотку… А если это не удавалось, Коля начинал калечить себя, разрывая ногтями до глубоких ран собственное тело. И тогда молчаливые узбеки привычно привязывали его к койке, вызывали врачей и терпеливо ждали, когда хозяин снова обретет человеческий облик.
Светлые периоды становились все короче, а запои все тяжелее. Куда-то делась его способность стойко переносить лошадиные дозы алкоголя. Теперь хватало нескольких рюмок, чтобы дойти почти до бессознательного состояния, а наутро ощущать полную разбитость, которая не уходила, пока в глотку не залит стакан ледяного пива. Когда пиво переставало действовать, наступал черед первой рюмки – и так по кругу, без остановок, в течение нескольких дней, до очередного озверения, до покусанных в кровь рук, до впившихся в тело веревок…Наркологи, капельницы, уколы…