– Ну вы даете! Так резко… А с кем я говорю?
– Фалько. Вылет у нас ровно в два из Домодедово. В час ты должен быть там – крайний срок. Успеешь?
– Да мне недолго. Ноги в руки и – вперед.
Вы точно не шутите? А то может записываете сейчас как прикол для своей передачи?
– Нет, Игорь, у меня шуточных проектов нет.
Не мой профиль.
Договорившись насчет второй замены, Фалько приободрился. Связался с Забродовым, у того тоже имелся мобильник.
– Успеваешь? Я из автобуса уже звоню.
– В час, как условились.
– Смотри, с парнем бережнее, – режиссер имел в виду предстоящую встречу с Женей.
– Не волнуйся, он у меня на поправку пойдет.
«Инструктор как-никак, – подумал Фалько. – С кадрами дело имел. Да и вообще: кому-то надо доверять в этой чертовой жизни. Иначе попадешь в психушку».
Болтаться по улицам у Жени не было сил, но сидеть одному в четырех стенах тоже не улыбалось. Яркий солнечный свет выглядел зловещим, празднично голубое небо казалось овечьей шкурой, наброшенной на волчью шерсть – под голубой тонкой оберткой угадывалась чернота.
Мерещились скрипы, шорохи, шаги. Будто варево варилось и клокотало – тихие неясные шумы не затихали ни на секунду. Выйдя на балкон, он облокотился о перила. Пустота притягивала, асфальт внизу казался то бесконечно далеким, то, наоборот, совсем близким – перебрось ногу и – ступи.
Неожиданно раз за разом спадала и снова начиналась тошнота. Вернуться в комнату? Там еще хуже.
– Молодой человек! – вдруг окликнула снизу фигура в камуфляже.
Голос был совершенно спокойный, будничный.
Он прозвучал словно из прошлой жизни, где не было еще страха перед неподвижно лежащим телом.
– Я сейчас поднимусь на пару слов, ладно?
Если бы кто-то неожиданно позвонил в дверь, Женя остался бы стоять не шелохнувшись. Даже побоялся бы сдвинуться с места и посмотреть в глазок. Измотанному страхом парню не только люди, но привычные предметы казались воплощением зла.
Человек в камуфляже обратился снизу, со двора и говорил достаточно громко, не таясь. Вид у него был суровый – гладкий череп, прижатые уши, мощный торс. Но в этом открытом обращении был для Куликова свой плюс. Истинное зло, думал он, появится в невинной оболочке. Может быть, в обличье вон той девочки, которая прыгает сейчас на одной ножке?
Незнакомец не маскировался, не пытался выдать черное за белое или наоборот. Жене вдруг захотелось прислониться к нему, как к стене, более крепкой и надежной, чем стена этого дома.
Через минуту он уже вложил свою вялую влажную ладонь в широкую и твердую.
– Ну, здравствуй. Чуток полегчало?
Женя как-то сразу счел нормальным, что гость обо всем знает. Но ответить все равно не смог, только пожал плечами.
– Я тебе одно хочу сказать: чудес на свете не бывает ни в хорошем смысле, ни в плохом. Помню, как пацаном первый раз увидел покойника. Как-то вдруг поверилось в скелета с косой – он может вдруг выступить из-за угла, из-за дерева, из-за занавески. Рядом горела газовая конфорка: я протянул руку и сразу отдернул. И понял, что чудес не бывает – если тысячу раз протянешь руку к огню, он тысячу раз тебя обожжет. В цепочке причин и следствий разрывов нет: у каждого подвига есть имя и фамилия, у каждой ошибки или преступления – тоже.
Куликов почему-то поверил этому человеку.
Не хотелось, чтобы он уходил.
– Будете убийцу ловить?
– Давай-ка восстановим с тобой, что сумеем.
Начиная с самого приезда в гостиницу.
Женя знал, что рано или поздно такой разговор состоится, и нервно ждал его, как ждет операции больной. Ему представлялась комната с голыми стенами, трое следователей, поочередно задающих вопросы. Каждый смотрит с подозрением, ищет зацепки в показаниях.
Все оказалось не так уж страшно. Нужно только сосредоточиться и вспомнить.
– Мы приезжали поодиночке. В фойе меня встретила девушка, объяснила, что надо подняться на лифте наверх. Там уже мне показали номер.
– Значит, не спрашивали, кто с кем хочет поселиться?
– Нет, распределяли сами. Мне было все равно – ведь только одна ночь.
– Сосед уже был на месте?
– Да. Душ принимал. Потом вышел, сел смотреть новости по телевизору.
– Вы общались раньше?
– Нет. Просто видели друг друга на отборе.
– Как он вел себя – спокойно или нервничал?
– Мы все были немного на взводе. Сами понимаете…
– Кто-нибудь к вам заходил?
– Вызывали по очереди подписывать договор.
Потом где-то около одиннадцати постучала Светлана.
– Это которая?
– Крепкая такая, накачанная. Одной рукой, наверное, меня поднимет.
– Ясно. Что хотела?
– Шепнула на ухо, позвала отметить у них в номере.
– Почему шепнула?
– Во-первых, девчонки решили позвать не всех. Петровича не позвали. Во-вторых, Фалько поставил строгое условие: в полночь – отбой и никаких выпивок!
Женя вспомнил шутки в номере у девочек, вспомнил как быстро распили коньячный спирт.
– А спиртное подействовало на кого-нибудь?
– Да нет! Слегка только настроение поднялось. Все были слишком мобилизованы, чувствовали себя уже на старте. Да и дозы получились символические.
Потом их всех разогнали, он вернулся в номер, перебросился словом с Петровичем и лег…
– Кого ты лучше всех знаешь? Из игроков, из съемочной группы, – сменил вдруг тему разговора незнакомец.
– Толком никого не знаю. Костю, правда, лучше других.
– Воробья? Который с радио?
– Да его уже полгода как поперли оттуда! Он мне рассказывал, что отмочил в эфире. Мы на отборе полчаса сидели рядом, и он мне столько успел наговорить! Тут я понял, что значит работать на радио – уметь выдать сто слов в минуту на любую тему и в любой обстановке… Но парень – отличный.
Мы бы с ним, наверное, подружились на острове.
– Извини, мне пора, – неожиданно сообщил человек с мелкими, глубоко посаженными глазами. – Главное, запомни, чудес на свете не бывает.
Значит и боятся нечего.
– Уходите? – огорченно пробормотал Женя.
– Если есть желание, можешь меня проводить вниз. У вас тут лифт сломался, по лестницам одному скучновато спускаться.
– Да-да, конечно. Сейчас только ключ найду, чтобы дверь закрыть.
Если бы гость молча ждал или осторожно задавал наводящие вопросы, Женя бы еще долго выдавливал из себя подробности той ночи. Теперь, когда незнакомец вдруг решил уйти, парень забеспокоился, что не успел рассказать самое главное. И он заговорил торопливо, сбивчиво:
– Понимаю, что мои показания не слишком четкие. Я видел что-то сквозь сон, все равно что в кривом зеркале. Помню чью-то спину. Вроде обычная, не такая широкая, как у вас.
– А волосы? – равнодушно осведомился незнакомец.
– Насчет волос сложно. Я только спину видел и руку.
– По-твоему, это был мужик или баба?
– Конечно, мужчина. Женщина, по-вашему, разве сможет так ухватить за лицо, чтобы сразу кислород перекрыть?
– Его же не задушили?
– Правильно. Но его так схватили, что он даже не трепыхался.
– А рука?
– Что рука?
– Руку, говоришь, разглядел.
– На руке кольцо. Обычное, типа обручального. На этом вот пальце, на безымянном.
Глава 8
Ничего не подозревающие участники конкурса разглядывали из окон автобуса залитую солнцем Москву. Москвичи прощались на время с родным городом, провинциалы просто любопытствовали.
– Секунду внимания! – вылез в проход продавец с авторынка Барабанов. – Фотка на память!
Первая!
Женщины как по команде стали поправлять прически, некоторые полезли в сумочки за зеркальцем.
– Да попроси ты, Леша, кого-нибудь другого, – предложила «золушка» Вероника. – А сам иди к нам, чтобы команда была в полном составе.
Никто из съемочной группы не среагировал, не вылез на помощь. Помощник Фалько – брюхастый мужик, похожий на апельсин в своей яркой оранжевой майке – приподнялся с места: