Юрий позвонил Юлии и пригласил ее зайти вместе с ним в квартиру покойного деда. Юлия согласилась, и через полтора часа они с некоторым трепетом вошли в обитель старика. Юрий по-хозяйски прошелся по комнатам и дернул ручку двери кабинета деда. Дверь оказалась закрытой. Юрий машинально дернул еще раз, но результат был тот же.
Юлия присмотрелась к двери и поинтересовалась:
– Слушай, а почему в двери четыре замка?
– Думаю, в последние годы дед был слегка не в себе, – тускло ответил Юра. – Кристальная клиническая картина. Ему мерещились шпионы, он почти перестал бывать на улице. Всё время сидел в своем кабинете. Дома носил темные очки и чуть ли не костюм химзащиты.
– Грустно это… Грустно, что никто не застрахован. Вот говорят же, что если постоянно напрягать мозги, то старческая деменция тебя минует. Выходит, врут.
– Врут, – не глядя на нее, согласился Юрий. – Деду было всего семьдесят три года. Он был вегетарианцем, занимался гимнастикой, не курил и до семидесяти лет выступал с лекциями. Последнюю книгу закончил в прошлом году. Правда, в издательстве ее отвергли, сказали, что бред… Я курить хочу.
– Не стоит!
Юля старалась его поддержать, говорила ласково, но с каждой минутой Юрий, которому еще неделю назад она была готова вверить свою жизнь, за которым была готова без оглядки пойти на край света, принять любую аскезу, становился ей все более противен. Ее пугали эти чувства. Выходит, она не настолько глубока, чтобы быть с кем-то «и в горе, и в радости».
Но ведь горе можно встретить по-разному. Юра вел себя как слабак. В Юлиной системе координат это был страшнейший из грехов. Даже глупость в иных ситуациях простительна, даже подлость. Но не слабость. Слабаков она в душé всегда относила к касте неприкасаемых и брезгливо их сторонилась.
И второй страшный грех – лицемерие. Гнилостный привкус лицемерия ощущался в Юрином горе. Он не был так уж близок с дедом – особенно в последние годы. Да, он рассказывал, что когда-то в детстве именно дед вложил в него все то самое важное, что помогло Юре стать тем, кем он стал. Дед не ленился вести с ним многочасовые разговоры, заставлял его думать, учил искусству дискуссии и стратегии страстного спора. Но детство давно осталось позади. В последнее время Юра видел деда от силы дважды в год – на новогодние праздники да на очередной дедов день рождения. Никогда лишний раз не звонил. А когда звонил сам дед, Юра часто морщился и раздраженно пытался поскорее закончить разговор. Дед начал казаться ему занудой. Былая привязанность стала досадной необходимостью.
Но вот дед умер – и Юра места себе не находил. Как будто с самым важным человеком простился. Так часто бывает. Люди чуть ли не обожествляют мертвецов.
– Что ж, давай откроем дверь и узнаем наверняка, что он там прятал, – предложила Юля. – Ключи у тебя есть?
– Ключи я нашел случайно, они были зашиты в его матрас. – Казалось, что даже Юрин голос стал тоньше и выше, будто горе откатило его назад по временной шкале и он снова стал беспомощным юнцом, мечтающим, что мать вытрет его сопли подолом юбки.
– Если ты не хочешь, давай я!
– Дед столько раз предупреждал, чтобы я этого не делал. За три дня до смерти он позвонил мне и сказал, чтобы я разыскал его коллегу из Новосибирска. Он сам не смог дозвониться – не общались много лет. Дед хотел, чтобы я полетел туда. Мол, только этот коллега может войти в кабинет. Знаешь, что он еще нес?
– Ну что?
– Он говорил: «Иначе погибнет весь мир! Иначе всё начнет рушиться!»
– Я этого боюсь больше всего на свете.
– Что мир начнет рушиться?
– Нет, старческой деменции. Давай сюда ключи!
Юля буквально вырвала у него из рук увесистую связку и, не обращая внимания на вялое Юрино сопротивление, на беспомощное сопение за спиной, на жалкие потуги остановить ее порыв («А может, не надо?.. Юль, может, слетаем в Новосибирск на выходные?.. Ну, мне как-то перед дедом неудобно…»), провернула первый ключ в туго поддавшемся замке. Потом открыла остальные три замка.
В кабинете Юриного деда было темно и очень пыльно. Войдя в это душное пространство, Юля несколько раз чихнула. В комнате стоял очень неприятный запах, как будто остатки недожаренного мяса забыли в мусорном ведре. Юля поморщилась и ощутила подступившую тошноту. Ее даже качнуло, но стоявший за спиной Юра вовремя поймал.
– Я же говорил! – почему-то шепотом сказал он. – Не надо было…
– А что такого особенного? Ну, харчился дед в кабинете, ну, тарелку забыл убрать…