Мисс Апшелл открыла рот, чтобы ответить, но стук в дверь заставил ее промолчать.
Николас громко разрешил войти, и из-за двери выглянул Татем. Матрос втянул голову в плечи и в знак уважения потянул себя за чуб.
— Прошу прощения, капитан, — пробасил он, подавая Нику сухие ботинки. — Мы подходим к входу в гавань Сент-Джорджа, сэр. Мистер Уильямс спрашивает, не хотите ли вы сменить его у штурвала?
— Я сейчас буду.
Николас никогда не разрешал никому другому проходить узкий коридор к домашнему причалу «Сьюзен Би». О такой уютной бухточке моряк мог только мечтать, но из-за множества островков и отмелей Николасу всегда было легче на сердце, если на подходе к гавани он держал штурвал собственными рукам.
— Мисс Апшелл, советую вам воспользоваться моим сундуком и найти сухую одежду, пока меня не будет, — сказал капитан, натягивая ботинки. — Для женщин соленая вода так же опасна, как и для мужчин. Не самое удачное время выводить какую-нибудь мерзкую сыпь, если вы собираетесь произвести впечатление на наших островитян.
Как только Ник закрыл за собой дверь каюты, что-то с грохотом врезалось в нее с другой стороны.
Вероятно, одна из его книг.
Почему у женщин постоянно возникает дьявольское желание чем-нибудь в него швырнуть?
Приютив в своем доме трех потерпевших крушение женщин, Ник выжмет из сегодняшнего плавания хоть каплю радости.
Но пока капитан Скотт вел «Сьюзен Белл» к финишной черте забега, у него закралось смутное подозрение, что Магдалена может воспринять это иначе.
Глава 5
— Упертый, вшивый, напыщенный до такой скотской степени, что вот-вот лопнет! Хрен с ножками, вот он кто.
Ева пробормотала новую порцию проклятий в адрес невыносимого капитана, нагнувшись, чтобы поднять с пола его зачитанного Джона Локка. Она понимала, что не должна бросаться такими драгоценными вещами, как книга, хотя разобрать что-нибудь дальше названия было выше ее сил. Мать начинала учить Еву чтению, поэтому буквы она знала, но детство закончилось для нее слишком рано, и она не успела перейти на «ты» с написанным словом. Ева также понимала, что не должна ругаться, иначе никто не поверит, что она леди.
Но отделаться от дурной привычки, приобретенной в трактире и отшлифованной в Ньюгейте, было непросто. Швырнув книгу, Ева почувствовала себя лучше, но только пара-тройка удачно подобранных выражений могла по-настоящему дать выход ее недовольству. Особенно если эти выражения были достаточно крепкими, чтобы от них свернулось свежее молоко.
Будь Ева до конца откровенной с собой, ей пришлось бы признать, что часть гнева следует направить на саму себя. Когда капитан целовал ее, она проявила безвольность уличной девки. Она промедлила и не воспылала сразу праведным гневом, как поступают леди, если мужчины позволяют себе подобные вольности.
Поскольку она смягчилась, поддалась ему на мгновение, он решит, что в ней нет ни капли благородной крови.
Капитан Скотт ей не поможет. Конечно, он молодец, что спас ее, но если он собирается фактически сделать ее пленницей, то это его геройство сводилось на нет.
Что же ей теперь делать?
Нужно найти способ добраться до колоний, и не ради какого-то пухленького плантатора по имени Пенниуистл. В Ричмонде живет брат ее матери. По крайней мере, то последнее, давнее письмо пришло оттуда. Ричмонд ведь не слишком далеко от Чарльстона?
Дядя ей поможет. Должен помочь. Он единственный, кто остался у нее из родни.
— Делу время, — напомнила себе Ева. Она не могла рассчитывать, что капитан Скотт надолго оставит ее в покое.
Ева расшнуровала корсаж. Как хорошо, что, когда их корабль напоролся на риф, на ней было светло-голубое муслиновое платье, а не robe a lafrancaise[12]с цветочным рисунком. Второй наряд Ева берегла ко дню высадки в Чарльстоне.
«Толку мне теперь от него! Robe a lafrancaise для меня потеряно». Такой элегантный и пышный наряд никогда еще не касался ее кожи, зато на муслиновом платье шнуровка была спереди. А это значило, что она могла надевать и снимать его сама.
И больше никто не увидит ее голой спины.
Ева стянула с себя мокрое платье, борясь с искушением выжать его на деревянный полированный пол капитанской каюты.
«Нет, это будет слишком дерзко и только добавит хлопот юнге». Ева выжала воду в ночной горшок, что стоял в углу. Потом она развесила платье и уцелевший чулок — она не помнила, когда потеряла второй, — на спинке стула, где с них вскоре стало капать. Опустившись на колени, Ева принялась перебирать содержимое капитанского сундука.
12
Модный в XVIII веке фасон платья — тонкая талия, рукава до локтя, нижняя юбка, видная в разрезе верхней, и — как главная отличительная особенность — спинка платья, заложенная изящными складками и составляющая одно целое с юбкой платья, иногда переходящей в небольшой шлейф.