Когда его губы коснулись изувеченной спины, Ева сдавленно всхлипнула.
Николас намеревался, целуя спину, захватить пальцами набухший сосок. Но прежде чем он успел завладеть тугим бутоном, Ева повернулась к нему и обхватила ладонями его лицо. Не замечая или не желая замечать, что халат распахнулся и почти соскользнул на пол, она поднялась на носочки, не сводя с капитана голубовато-зеленых глаз. Ева потянулась к Нику и поцеловала его, сначала нежно, а потом с жадностью, и от этого поцелуя его бросило в сладкую дрожь.
Она покорилась и выбросила белый флаг. Ева Апшелл была практически у него в руках.
Глава 10
«Глупая, глупая, глупая!» — повторяла про себя Ева, даже когда играла с языком капитана в догонялки. Она знала, что поддаваться страстным желаниям, которые возбуждал в ней этот мужчина, до крайности безрассудно. Ее здравый смысл восставал против этого, но здравый смысл не мог соперничать с зовом тела.
Капитан видел ее спину и все равно назвал ее прекрасной.
Он покрывал целебными поцелуями ее страшные шрамы.
Что-то внутри нее, то, что она считала увядшим и мертвым, возродилось к жизни. Ее измученное сердце пело.
Рот Ника нашел ее грудь, он тянул и посасывал. Огонь желания потек от сосков к лону. Сильное томление, усмирять которое Ева начала в ванне, но потом в отчаянии одиночества опустила руки, отозвалось барабанной дробью у нее между ногами.
Руки Николаса успевали везде. Ева с восторгом ощущала на своей коже шершавые пальцы капитана. Его щетина покалывала ее кожу на ребрах, его теплый и влажный язык погружался в ее пупок — она тонула в вихре ощущений.
Потом Ник упал перед ней на колени и его рот накрыл вход в ее лоно. У Евы подогнулись колени, но руки Николаса, мявшие ей ягодицы, удержали ее.
Он нашел языком ее расселину и плавно вошел внутрь. Обнаружив набухший комочек чувствительной плоти, Ник принялся дразнить его.
Ева смутно осознавала, что из ее горла льются слова. Нечестивые и приземленные, они почему-то звучали ласково, как похвала. Судя по всему, они придали капитану уверенности, ибо он, приподняв ее, положил обе ее ноги себе на плечи и понес Еву к кровати, продолжая ласкать ее языком. Она, опьяненная наслаждением, ухватилась за его голову, чтобы удержать равновесие. Когда Ник уронил ее на перину, она беспечно рассмеялась.
Николас улыбнулся Еве. Его лицо раскраснелось, губы влажно поблескивали.
— Значит, ты все-таки умеешь смеяться! И надо сказать, это прелестнейший звук. — Он усмехнулся. — Придется мне позаботиться о том, чтобы ты делала это чаще.
Он нырнул в постель к Еве и расположился между ее широко разведенными ногами. Нежно обхватив ладонями ее лицо, он склонился к ее рту. Ева почувствовала на губах капитана свой вкус, мускусный и горячий. Она застонала от плотской жажды.
Пум, пум, пум!
Нет, постойте! Это не ее сердце стучит.
Громкий стук в дверь обрушился на Еву, как ведро холодной воды. Она вырвалась из плена чужих губ.
— Ева, дорогая, с тобой все в порядке? — донесся сквозь тяжелую сосновую дверь голос Салли.
— Все нормально! — крикнула Ева, корчась под весом Ника. Тот понял, что ей тяжело, и скатился с нее.
— Почему твоя дверь заперта?
Ева вперила в Ника сердитый взгляд. Он пожал плечами:
— Благоразумный человек все планирует наперед.
— Тише! — шикнула на него Ева, после чего выбралась из постели и поспешила к двери. Она опять накинула халат и подвязала его пояском. Между ногами у нее по-прежнему остро пульсировала сладостная боль. — Я как раз заканчиваю купаться.
— У тебя там кто-то есть? Кажется, я слышала голоса.
Ева сжала пальцы в кулаки.
— Должно быть, ты слышала, как я… разговаривала с Дайей.
— Ну…
Последовала долгая пауза, и Ева молила бога — неважно, какого, лишь бы он помогал лжецам, — чтобы Дайа не стояла сейчас рядом с Салли.
— Скажи ей, чтобы она поторопилась с твоим туалетом, — не унималась Салли. — Нам скоро выезжать, иначе опоздаем! Тебе помочь с прической?
— Нет, дорогая. Я справлюсь.
Салли и так помогла ей гораздо больше, чем думала. Туман безумия рассеивался, и к Еве возвращалась ясность мысли.
Уступить капитану Скотту было бы такой же слабостью, как и отдаться тому кокни[16], тюремщику в Ньюгейте, в обмен на пайку незаплесневелого хлеба. Она сопротивлялась тогда, хотя сама ее жизнь висела на волоске.
Безусловно, она должна сопротивляться и сейчас, несмотря на то что опасность грозит только ее девственности.
16
Пренебрежительно-насмешливое прозвище уроженцев Лондона из средних и низших слоев населения.