На миг Николасу захотелось, чтобы он так и сделал. Тогда кошмарные воспоминания о родах роились бы в голове у Востока.
Крики часами раздавались в комнате, но когда они прекратились, Ник понял, что тишина еще хуже. Повитуха много раз прогоняла его, не позволяя смотреть на родовые муки, но в конце концов он протиснулся в комнату.
Боже, сколько было крови! Целые лужи на смятых простынях. Кровь непрерывно капала на сосновый пол. Николас никогда не думал, что живое существо может потерять так много крови и при этом оставаться живым. Ханна была бледной, как муслиновые простыни, на которых она лежала, но в ее глазах горел страх.
— Я отправляюсь к Господу, — прошептала она. — Я должна облегчить душу.
Слабым, срывающимся голосом, то и дело замолкая, чтобы судорожно глотнуть воздуха, она все ему рассказала: как она нашла приют в постели Адама, пока Ник совершал последнее плавание по треугольнику: с островов Теркс в Каролину и оттуда домой. Потом Ханна взмолилась о прощении, но Ник был слишком ошеломлен ее откровением, чтобы произнести слова, которые она хотела услышать. Когда мертвый ребенок наконец выскользнул из тела Ханны, она тут же испустила дух.
И забрала с собой последний шанс когда-нибудь все исправить.
— Это был мальчик или девочка? — спросил Восток.
На маленькой урне значилось только «СКОТТ». Ни к чему было позорить мертвую. На людях Ник признал ребенка своим, но думать о нем больше, чем необходимо, не хотел. Он поверил Ханне на слово, что ребенок не его. Но теперь засомневался, правильно ли поступил, не дав ему имени.
— Мальчик.
Сын. Наследник. Частичка его самого, которая, как надеется каждый мужчина, станет продолжением его жизни. Этот кроха мог быть его плотью и кровью.
А он не удостоил ребенка даже христианского имени.
Восток подошел к склепу Ханны и положил на него ладонь.
— Покойся с Богом, любовь моя.
Любовь моя. Почему Николас никогда не мог произнести этого слова? Если бы он так называл Ханну, может быть, она бы не… Ник отмахнулся от этой мысли. Прошлого не вернешь. Что сделано, то сделано.
— Похоже, мы не будем убивать друг друга сегодня, — сказал Ник, остановившись по другую сторону склепа. Ему не хотелось прикасаться к холодному известняку ни большой, ни маленькой усыпальницы, но Восток склонился, чтобы быстро провести ладонью по урне с прахом ребенка.
— Нет, не сегодня. — Адам пошел прочь, потом остановился и с угрюмой улыбкой повернулся к Нику. — Но не унывай. Всегда есть завтра.
Ник смотрел вслед Адаму, удивляясь, что и сам подумал примерно о том же. Возможно, у них с Востоком больше схожестей, чем различий. Может быть, поэтому Ханна ушла к подонку…
Он никогда этого не узнает. Ник сел на кедровый пень и стал молча смотреть на усыпальницы, пока дождь не прекратился и жаркое бермудское солнце не начало превращать лужи в пар.
Ева вздрогнула, когда в дверь ее комнаты постучали. Все, кроме Николаса, давным-давно вернулись из церкви. Пенни принесла ей легкого бульона и вознамерилась посидеть рядом, пока у подруги не пройдет головная боль, но Ева прогнала ее. Ей не хотелось врать Пенни. С головой все было в порядке.
А вот с сердцем — нет.
Оно бешено забилось, когда Ева поднялась с кресла, стоявшего у камина, и пошла открывать дверь. Она была уверена, что по другую сторону ждет Ник.
Пришел позлорадствовать. Пришел получить награду, положенную победителю.
Обычно Ева рассчитывала, что острый язык отведет от нее беду. На этот раз он обрек ее на погибель. Капитан явился в церковь. А она фактически подстрекала его, объявив, что придет к нему в спальню в тот день, когда он это сделает.
Как, ради всего святого, эта мысль вообще пришла ей в голову и, тем более, была озвучена?
Отрывистый стук сменился требовательными тяжелыми ударами.
Ева отодвинула засов и приоткрыла дверь.
Капитан Скотт уперся в косяк обеими руками. Его взгляд был прикован к полу.
— Николас, что с вами случилось?
Ева широко распахнула дверь. Волосы капитана выбились из аккуратной косички, влажные пряди падали на лоб. Его красивый костюм промок до нитки и был покрыт грязью. Белые чулки ни за что не отстираются, даже если Дайа будет тереть их всю неделю. Туфли с серебряными пряжками тоже были безнадежно испорчены.
— Мисс Апшелл, — проговорил капитан, двигая челюстью взад-вперед, как будто проверял, возвращается ли она на место. На его скуле багровел свежий синяк. — Я пришел обсудить…
— Не думаю, что коридор — подходящее место для обсуждения непристойного соглашения, на которое вы меня вынудили уловками, — сердито прошептала Ева и помахала рукой, чтобы капитан входил, но тот не сдвинулся с места.