Каждая мышца была очерчена в резком контрасте тьмы и света; его тело покрывала серебряными поцелуями луна. Он упирался обеими руками в подоконник, по-прежнему глядя на море. У Евы пересохло во рту.
— Но ведь вы пришли не за серебром, не так ли, Ева?
— Как… — ее голос сорвался, и она шумно сглотнула. Капитан даже не повернул головы. — Как вы поняли, что это я?
— Я знаю звук ваших шагов, — проговорил Николас, медленно поворачиваясь к ней лицом. — Я знаю запах вашей кожи. Что еще вы хотите для меня открыть?
Она хотела открыть ему каждый дюйм своего тела и даже изуродованные места. Но произнести это вслух у нее не поворачивался язык.
— Я хочу открыть вам, что умею держать слово.
Николас медленно пошел к ней. Было слишком темно, чтобы все хорошо разглядеть, но картина, которая складывалась из мимолетных, подаренных лунным светом фрагментов, была изумительна. Однажды в детстве Ева побывала в зверинце и видела настоящего живого льва из Африки. Развевающаяся на ветру буйная грива, пульсирующая сила в каждом движении, необузданная мужественность, сочащаяся из всех пор, — лев в расцвете сил не шел ни в какое сравнение с этим мужчиной. Ева не могла оторвать от него взгляда.
— Я простил вам тот каприз. Вы мне ничем не обязаны.
Его голос прозвучал утробно, как раскатистое урчание. Ей все равно, пусть даже он съест ее живьем.
— Я обязана вам жизнью.
— И вы меня поблагодарили. — Его белые зубы ярко блеснули в темноте. — Или вы пришли поблагодарить меня еще раз, Ева?
— Я пришла, потому что… потому что у вас есть песочные часы и… потому что ни вам ни мне, похоже, не удается уснуть.
Он остановился на расстоянии вытянутой руки. В большой общей камере Ньюгейта Еве приходилось быть невольной свидетельницей разнообразных совокуплений, но она никогда не видела мужчины великолепнее того, что стоял перед ней сейчас, устремляясь к ней налившейся плотью.
— Чего вы хотите? — спросил он.
Какое страшное напряжение ощущалось в его голосе! Ева готова была поклясться, что этот звук может натянуть тетиву и что стрела долетит до самого Бристоля.
— Вы обещали, что… будете только прикасаться ко мне.
— И вы хотите, чтобы я к вам прикасался?
Он приблизился на шаг.
Ева кивнула, не доверяя своему голосу. Он подошел вплотную. Ева положила ладонь на его голую грудь. Сердце капитана бешено колотилось.
— Песочные часы, — прошептала Ева.
— Вы так хотите?
Она кивнула, начиная снимать халат.
— Не надо, — приказал он. — Я сделаю это сам.
Николас пересек спальню и перевернул песочные часы, стоявшие на ночном столике. Потом он медленно пошел к Еве.
— Помните, вы здесь, потому что хотите этого. Вы попросили меня об этом.
В его тоне прорезался зазубренный край чего-то темного и опасного.
— Если я захочу уйти…
— Не захотите. — Его голос понизился до шепота. — Но если все-таки захотите, я не стану вас удерживать. Клянусь всем, что для меня свято.
Капитан замер. Он был абсолютно неподвижен. Еве даже показалось, что он не дышит. Потом, хотя губы Николаса почти не двигались, Ева услышала единственное произнесенное им слово:
— Останьтесь.
Оно провалилось на самое дно сознания, пустив по поверхности мощную рябь. Это одно-единственное слово несло в себе такую острую муку, что Ева резко вдохнула. Долю секунды она как будто чувствовала то, что чувствовал капитан.
Его терзала боль.
Он стоял на краю пропасти и с большим трудом удерживал равновесие.
— Что мне нужно делать?
Напряжение постепенно отпускало его.
— Ничего. Просто будьте здесь. Я все сделаю сам.
Николас не шевелился, но мускулы на его обнаженных предплечьях перекатывались под кожей. Он не отрываясь смотрел в глаза Еве, как будто боялся отвести взгляд.
Кончики его губ приподнялись в короткой улыбке. Он поднял руки к лицу Евы, нежно надавив большими пальцами сначала на лоб, потом на виски. Ее веки закрылись, когда ладони Николаса скользнули над ними и легли на щеки. Он мягко провел большим пальцем по ее полуоткрытым губам.
Капитан выкупался, прежде чем ложиться в постель. Его руки пахли мылом и им самим. Ева вдохнула этот запах. Его руки двинулись ниже. Ева открыла глаза и посмотрела Нику в лицо. Его сильные пальцы сомкнулись вокруг ее горла.
Она целиком была в его власти и знала это. Он мог свернуть ей шею и швырнуть тело с утеса за домом. Волны унесут ее далеко, и никто ничего не узнает. Паника сдавила ей грудь.
Ева клялась, что никогда больше не отдастся на милость другого человека. Но лицо Николаса выражало невероятную нежность, и это заставило Еву поверить, что он не собирается причинять ей боль.