— Кто-то должен был…
— Да, конечно, кто-то должен был это сделать, потому что тебе непременно нужно было гнуть свою линию. — Ева подняла голову и обхватила ладонями его лицо. — Ах, Николас, я с ума сходила от тревоги за тебя!
— Неужели?
Если бы он знал, что невероятно глупый поступок так на нее подействует, он бы совершил что-нибудь подобное гораздо раньше. И выбрал бы что-нибудь такое, что грозило бы гибелью кораблю и команде.
И ей.
— Я очень волновалась, — тихо сказала она и склонилась, чтобы поцеловать Ника. Ее мягкие, как масло, губы стали бальзамом для потрескавшихся от морской соли губ капитана. Прядь ее волос щекотала ему шею.
Нику хотелось ответить на поцелуй. Хотелось зажать в кулаке волосы Евы и притянуть ее голову ближе, чтобы, впиваясь в рот, опустошать завоеванную территорию, сколько душа пожелает, но когда он отдал приказание руке, та взбунтовалась. Внезапно выяснилось, что Нику не под силу ее поднять. Она безвольно упала на простыню.
Ник слишком ослабел, чтобы овладеть женщиной, которая уже запуталась в его сетях.
Похоже, Господь обладал извращенным чувством юмора.
Еву, как видно, не смущала его вялость. Она продолжала целовать его до тех пор, пока у него не закружилась голова. Потом она отстранилась и вгляделась в лицо Ника, с тревогой изучая каждую черточку.
— Ты ужасно выглядишь.
— У тебя под языком, наверное, спрятан мед. Твои речи такие сладкие!
Николас поднял бровь и поморщился. Каждое движение было мучительным. Даже кожа на голове болела.
— Нельзя, чтобы матросы видели тебя таким, — заявила Ева. — Первым делом нам нужно тебя побрить.
Ник с трудом выдавил слабую, болезненную улыбку.
— И я должен спокойно подставить горло под лезвие в твоей руке?
— У вас нет выбора, капитан.
Ему захотелось прикоснуться к Еве, и на этот раз рука выполнила его пожелание. Нику удалось схватить Еву за предплечье.
— Ева, задержись на минутку. Прошлой ночью я, кажется, просыпался раз или два.
В глазах Евы будто опустилась какая-то перегородка.
— Мне показалось, — медленно продолжил Ник, — что в моей постели кто-то был.
Благословенные моменты, когда он выныривал из беспамятства и обнаруживал, что к его груди прижимаются мягкие женские груди, а на его бедро небрежно заброшена стройная ножка, были сладкими, как райский нектар, но сокрушительная боль быстро затаскивала его обратно во тьму.
— Ты спала рядом со мной? — спросил он. Ева, поджав губы, кивнула.
— Я был прав. У меня все еще нет сил, — сказал капитан, — но я подумал, может быть, ты сделаешь это снова, раз я уже в сознании и могу этим насладиться?
Ева теребила юбку платья, пытаясь расправить складки. Она бы только помяла ее еще больше, если бы продолжила в том же духе.
— Лучше бы ты чего-нибудь поел, — сказала она.
— Позже. Головная боль не позволит мне сейчас проглотить ни кусочка. Пожалуйста, Ева! — тихо произнес он. — Я знаю, ты тоже едва держишься на ногах. Побудь со мной немножко.
Ева пару секунд колебалась, а потом начала укладываться рядом с Ником.
— Прошлой ночью на тебе не было платья. Верно?
— Для человека, которого все считали умирающим, ты был чересчур наблюдательным.
Николас пожал плечами и тут же об этом пожалел — тело пронзила адская боль.
— Койка узкая, — сказал Ник. — Я просто думаю, что будет больше места, если убрать всю эту лишнюю ткань.
Ева смерила его скептическим взглядом.
— Это все, о чем ты думаешь?
— Нет, — хищно улыбнувшись, признался Ник, — но пока не пройдет эта жуткая головная боль, а каюта не перестанет вертеться перед глазами, мысли — это все, на что я способен.
— Если это поможет тебе уснуть, думаю, тут нет ничего страшного, — чопорно сказала Ева, беря стул и подпирая им дверь. — На случай, если неожиданно вернется мистер Хиггс, — объяснила она и начала расшнуровывать корсет.
Ник сосредоточенно наблюдал, как Ева снимает кринолин, а потом и платье. Свет из кормовых окон рассеивался в ее тонкой сорочке. Николас насладился темными силуэтами Евиных ног, сходящихся у земли обетованной. Ее груди свободно раскачивались, когда она наклонилась, чтобы подобрать платье. Затем она аккуратно развесила его на стуле.
Когда Ева подошла к Нику, его плоть устремилась ей навстречу. Но поскольку малейшее движение порождало боль, которую можно сравнить с той, что возникает при протыкании уха ножом для колки льда, капитан понял, что ему придется просто терпеть мучения.
Но какие сладкие мучения! Когда Ева забралась под простыню и прижалась к нему своим восхитительным телом, его член зазвенел от возбуждения. Ник почувствовал сквозь хлопковую сорочку твердые пуговки Евиных сосков, и от этого доказательства ее возбуждения по его телу разошлись горячие волны. Если бы Ева уже была его любовницей, он бы взял ее руку и поднес к своему стволу.