Капитан был сух со всеми, даже с мистером Хиггсом, и это при том, что Перегрин всегда поддерживал его, даже когда не разделял его мнения.
И самым загадочным было то, что после сладкоречивых уговоров снять платье и забраться к нему в постель, Ник настоял на том, чтобы Ева спала на койке одна. Для себя он подвесил к балкам потолка гамак.
Однако капитан залеживаться в нем не любил. Вот и этим вечером он расстелил на полу каюты одеяло и устроился на нем, положив одну руку под голову, а второй придерживая на груди книгу «Тысяча и одна ночь». Ева сидела на стуле и подшивала оторвавшийся от ее лифа кусочек кружева, но то и дело украдкой поглядывала на Ника.
Николас заерзал и подтянул к животу оба колена.
— Ты мог бы занять койку, — сказала Ева.
Капитан бросил на нее хмурый взгляд и перевернулся на бок, спиной к округлой корме. Книгу он положил перед собой на пол и оперся на локоть.
— Или я могу перейти на койку, а ты сядешь на стул, — предложила она.
— Мне удобно.
Ник сосредоточенно уставился в книгу, но Ева заметила, что за последнюю четверть часа он ни разу не перевернул страницу.
— Тебе не нравится книга?
— Книга как книга.
Теперь он метнул на нее язвительный взгляд и с шумом перевернул страницу.
— У тебя опять болит голова? Может, я сделаю еще одну припарку…
— С моей головой все нормально. — Ник, ни разу не поморщившись, провел по голове рукой, чтобы продемонстрировать, что рана зажила. — Мне просто иногда нужен покой.
Ева поджала губы, потом завязала на нитке узелок, оторвала ее зубами и воткнула иголку в подушечку.
— Тогда я, пожалуй, прогуляюсь по палубе, а ты побудь здесь один.
— Нет! — вскрикнул капитан с таким чувством, что Ева вздрогнула. Он провел ладонью по лицу. — Нет, Ева. Не уходи.
— Тогда скажи, что тебе так досаждает?
Уголок его рта дернулся кверху, и он покачал головой, словно пребывая в замешательстве.
— Ты.
У Евы закололо в груди.
— В таком случае ты не расстроишься, если я уйду.
Она встала и направилась к двери.
Ник подскочил, обогнал ее и преградил ей путь.
— Нет, Ева, ты неправильно меня поняла. — Он схватил ее за плечи обеими руками. — Когда я встретил тебя, моя жизнь перевернулась кверху дном. И я скоро сгорю заживо, если не займусь с тобой любовью.
— Понимаю. — Она часто заморгала. — Потому что ты долго воздерживался, а я единственная женщина на сотни миль вокруг?
— Конечно, нет.
Едва познакомившись с Николасом, Ева заподозрила, что он из тех мужчин, которые привыкли брать любую понравившуюся женщину, но теперь она не видела в его глазах ничего, кроме искренности.
— Тогда почему?
— Не знаю. То есть я не определился, как это назвать. — Николас укрыл ладонью ее щеку. — Я знаю только, что для меня невыносимо находиться с тобой в замкнутом пространстве и не держать тебя в объятиях. Я хочу не спеша снять всю твою одежду и хочу, чтобы ты раздела меня. — Он провел пальцами по ее шее и ключице. За его прикосновением тянулся мерцающий шлейф удовольствия. — Я хочу лечь рядом с тобой, Ева. Я хочу прикасаться к каждому дюйму твоей кожи. — Он скользнул большими пальцами по скулам Евы, а потом легко коснулся ее приоткрытых губ. — Я хочу познать тебя. Всю целиком. Без спешки. Без страха, что ты в любой момент попросишь меня остановиться.
Сейчас Еве не хотелось его останавливать.
— И я хочу, чтобы ты познала меня, — проговорил он тем же приглушенным голосом, тем же тоном, какой люди берегут для церкви, для могилы любимого человека или какого-нибудь чрезвычайно торжественного случая.
Это не было признанием в любви. Но и не было пустым обещанием распутника. Ева не видела лжи в темных глазах Ника. Он хочет ее.
И Ева уже поняла, что любит его.
Возможно, этого достаточно.
Ева боялась, что голос ее подведет, поэтому без слов взяла руку Ника и поднесла ее к аккуратно завязанному на талии банту. Николас понял намек и начал развязывать бант, не с лихорадочной спешкой, но медленно, растягивая муку. Ева глубоко вздохнула, почувствовав, как ослабил свое давление китовый ус корсета.
— Я буду нежным, Ева, — хрипло проговорил Ник. — Насколько смогу.
Ева наблюдала за его лицом, ослабляя шнуровку настолько, чтобы корсет достаточно разошелся. Освободив руки, она стянула корсет через ноги и осталась перед Ником в одной сорочке, чулках и туфлях.