— Если я плохо с ней обращался? — Капитан Скотт невесело рассмеялся и, поморщившись, подвинулся на койке. — Вы все перепутали, юноша. Боюсь, что вы не того обрядили виноватым.
— Тогда почему я нашел ее в слезах? — Хиггс вытянулся во весь рост, что было непросто, поскольку некоторые из потолочных балок были очень низкими. — И я уже давно перестал быть юношей.
Капитан удивленно поднял бровь.
— И верно, перестал. В слезах? Хм-м-м. Что же она тебе сказала?
— Что вы достаточно хорошо себя чувствуете и ей больше нет необходимости оставаться в вашей каюте и ухаживать за вами. — Честно говоря, Хиггсу показалось, что у капитана несколько нездоровый вид. Было похоже, что его вот-вот вырвет, но мисс Апшелл, безусловно, виднее. А вообще-то она была права, когда помешала ему сделать трепанацию. — Она хочет посмотреть, сможет ли наш тайник служить ей каютой оставшуюся часть плавания.
— И откуда, черт побери, она узнала про тайник? — взревел капитан.
Хиггс шумно сглотнул. Капитан Скотт нагонял страх и на людей покрепче него, но он еще не сталкивался с таким самоотверженным защитником леди, как Перегрин Хиггс.
— Она предположила, что мы могли когда-то промышлять контрабандой, — признался Перегрин. — И я подтвердил, что у нас есть особое место, где можно ее прятать. Мисс Апшелл всего лишь хочет уединения. Такая просьба не кажется неприемлемой. Если бы вы видели, как она плакала!..
— Ты что, рехнулся? Женщины использую слезы точно так же, как королевский флот использует девятифунтовые пушки. — Николас провел ладонью по лицу. — Они подрывают твою бдительность, а потом, когда меньше всего этого ждешь, раздается: «Приготовьтесь, мы идем на абордаж!» И позволь сказать тебе, Хиггс: разбойники и каперы могут иногда пойти на переговоры, но женщины не знают пощады.
— Позвольте говорить начистоту, сэр.
— А чем ты, черт побери, занимаешься? — возмущенно спросил капитан. Потом пожал плечами и махнул рукой. — Разрешаю.
— Я уже и не припомню, сколько раз ходил с вами в плавание, и я всегда поддерживал вас. — У Хиггса сделалось каменное лицо. Начав, он уже не мог остановиться. — Но на этот раз вы зашли слишком далеко.
Капитан сузил глаза.
— Объяснитесь.
— Когда вы спасали женщин с тонущей «Молли Харпер», каждый из нас гордился тем, что служит под вашим началом. Когда вы забрали леди к себе домой и отнеслись к ним с должным уважением, мы увидели в вас того, кем считали на самом деле, сэр, — джентльменом в душе.
— Уж кого-кого, а тебя это не должно было обмануть, Хиггс.
В глазах капитана сверкнуло предупреждение, но Перегрин продолжал гнуть свою линию:
— Но потом вы принесли мисс Апшелл на борт против ее воли. Вы вышли в море и попытались обогнуть шторм, когда любой благоразумный моряк остался бы в порту, — проговорил Хиггс. — Сказать, что в последнее время ваш ум был затуманен, — это ничего не сказать.
— Это все?
— Нет. Я больше не позволю вам доводить до слез мисс Апшелл, — сказал Хиггс, снова расправляя плечи.
— Ты не позволишь? — Капитан встал, прижимая к бедрам простыню. — Проклятье, Хиггс, какое право ты имеешь вмешиваться? Только не говори, что она тебе нравится!
— Нет, ничего такого, — сказал Хиггс. Его сердце по-прежнему принадлежало восхитительной мисс Салли Монро, и неважно, знала об этом сама леди или нет. — Но вмешаться — не только мое право. Это мой долг.
— Твой долг?
— Мисс Апшелл не такая, как Магдалена Фрит и ей подобные, сэр. Она леди. И я намерен позаботиться о том, чтобы с ней обращались должным образом. Она заслуживает отдельной каюты на борту.
— А если я скажу, что она все равно останется со мной?
Хиггс переступил с ноги на ногу.
— В таком случае, сэр, я буду вынужден вызвать вас на дуэль, хотя мне это не доставит радости.
Николас Скотт запрокинул голову и расхохотался, хотя в его смехе не было ни капли веселья. Потом он снова опустился на койку.
— Вот, значит, до чего дошло. Клянусь, эта женщина хуже норд-оста! Кто бы мог подумать, что кому-то удастся вбить между нами клин?
Перегрин понимал, о чем говорит капитан. Когда Хиггс впервые вышел в море в качестве юнги, Николас Скотт взял его под свое крыло. Он стал для Хиггса старшим братом, которого у него никогда не было. Николас не считал, что проблемы с речью могут помешать Хиггсу продвигаться по службе, и постепенно Перегрин совсем перестал заикаться, когда они отчаливали от берега. Всему, что Хиггс знал о море, его научил капитан. Он искренне верил, что на всех бескрайних морских просторах нет лучшего моряка, чем Николас Скотт.