И он положил его перед собой на стол. Сверток был зашит нитками, так что доктору пришлось прибегнуть к своему ящику с инструментами, чтобы разрезать хирургическим ножичком стежки. В свертке оказались книга и запечатанная бумага.
— Прежде всего посмотрим книгу! — предложил доктор.
Сквайр и я наклонились над его плечом, в то время как он раскрывал книгу. Доктор Лайвесей еще раньше приветливо подозвал меня из-за столика у стены, где я ужинал, к себе, чтобы принять участие в открытии тайны. На первой странице были всевозможные надписи, отдельные слова, точно кто-нибудь пробовал перо и упражнялся в письме. Здесь, между прочим, было, как и на руке, — «Мечта Билли Бонса». Затем можно было прочесть: «Мистер Б. Бонс, штурман». — «Не надо больше рому». — «Он получил это на высоте Пальми Ки». Было много и других изречений, частью непонятных.
Я напрасно ломал себе голову, чтобы догадаться, кто это был «он», и что такое «это» он получил. Может быть, удар ножом в спину?
— Не скажу, чтобы здесь было много разъяснений! — проговорил доктор Лайвесей, перевертывая эту страницу. Следующие десять или двенадцать страниц наполнены были любопытными столбцами записей. В начале строчки стояло число, а в конце — денежный итог, как и во всякой счетной книге, но в промежутке, вместо объяснения, стояло только различное число крестиков. Так, например, 12 июня 1745 года было помечено 70 фунтов, происхождение которых объяснялось только шестью крестиками. Иногда, впрочем, стояло и название места, или обозначение широты и долготы его, так, например 62R 17'20" и 19R2'40". Такой реестр тянулся более чем за двадцать лет, сумма отдельных столбцов все росла с течением времени и выросла в конце концов в огромный общий итог, переправленный раз пять или шесть. Внизу было написано: «Клад Бонса».
— Не могу разобраться в этом! — сказал Лайвесей.
— А между тем это ясно, как Божий день! — вскричал сквайр. — Это счетная книга. Крестики заменяют имена кораблей или городов, которые они потопили или ограбили. Выставленные суммы обозначают долю этого негодяя, а где он боялся неясности, там прибавлял подробное название, как здесь, например: тут обозначен берег, около которого погибло, очевидно, судно со всем экипажем.
— Это верно, — заметил доктор. — Вот что значит быть путешественником! Совершенно верно! И суммы все растут, вы видите, по мере того, как он поднимался в гору!
Около некоторых названий местностей стояли выноски, а в конце книги таблица перевода французских, английских и испанских денег в ходячую монету.
— Этот человек был не промах! — вскричал доктор. — Вот кого нельзя было, вероятно, надуть!
— А теперь примемся за бумагу! — сказал сквайр.
Бумага была запечатана в нескольких местах с помощью наперстка, игравшего роль печати, — быть может, того самого, который я нашел в кармане у капитана. Доктор с величайшей осторожностью вскрыл печати, и из бумаги выпала карта острова с обозначениями широты и долготы места, глубины моря, с названиями мысов, бухт, заливов, вообще здесь было все, что только могло понадобиться кораблю, который бы захотел попасть на берега этого острова. Он был около девяти миль в длину и пяти в ширину и походил по форме на толстого дракона. На острове были две прекрасные гавани и гора посередине, обозначенная именем «Подзорной трубы». На карте были различные добавления, внесенные позже. Но больше всего бросались в глаза три крестика, сделанные красными чернилами, — два на севере и один на юго-западе острова, и около последнего мелким, четким почерком, сильно отличавшимся от нетвердой руки капитана, была надпись: «Главная часть клада».
На оборотной стороне той же рукой было написано:
«Высокое дерево на гребне „Подзорной трубы“, на нем метка к С от ССВ.
Остров Скелета ВЮВ через В.
Десять футов.
Серебро в слитках в северной яме. Его можно найти, следуя по восточной лесной заросли десять сажен к югу от черной скалы.
Оружие легко найти в песчаном холме, пункт С на северном мысе, у пролива, направление на В и отчасти к С.
Д. Ф.».
Это было все. Но, несмотря на свою краткость и туманность, как мне показалось, это привело сквайра и доктора Лайвесея в восторг.
— Лайвесей, — сказал сквайр, — вы сейчас же передадите вашу несчастную практику. Завтра я еду в Бристоль. Через три недели, или две недели, или десять дней, у нас будет самый лучший корабль, сэр, и лучшая команда в Англии, Гаукинс отправится в качестве юнги. Вы сделаетесь знаменитым юнгой, Гаукинс! Вы, Лайвесей, будете доктором на судне, а я буду адмиралом. Мы возьмем Редрута, Джойса и Гунтера. При благоприятном ветре мы живо будем подвигаться вперед и без труда отыщем то, что нам надо; тогда у нас будут деньги не только для пропитания, но и для того, чтобы сорить ими, сколько угодно!
— Трелоней, — сказал доктор, — я поеду с вами. Но есть один человек, который внушает мне опасение!
— Кто же это такой? — вскричал сквайр. — Назовите мне эту собаку, сэр!
— Этот человек — вы, — отвечал доктор, — так как вы не умеете держать язык за зубами. Мы не одни знаем об этой бумаге. Те молодцы, которые делали сегодня нападение на постоялый двор, очевидно, отчаянные и нахальные негодяи, а также и те, которые оставались на люгере, все они так или иначе имеют отношение к этим деньгам. Поэтому никто из нас не должен показываться на улице в одиночку, пока мы не будем на море. Джим и я — мы будем держаться вместе, а вы возьмете Джойса и Гунтера, когда отправитесь в Бристоль. И, самое главное, ни один из нас не должен промолвить ни словечка о нашей находке!
— Лайвесей, — сказал сквайр, — вы всегда правы. Я буду нем как могила!
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
СУДОВОЙ ПОВАР
ГЛАВА VII
Я еду в Бристоль
Прошло больше времени, чем предполагал сквайр, прежде чем могло состояться наше путешествие. Кроме того, план доктора относительно того, чтобы я ехал вместе с ним, не удался: он должен был ехать в Лондон искать себе заместителя, которому бы мог передать свою медицинскую практику. У сквайра было много дела в Бристоле, и я был оставлен в замке на попечение старика Редрута, доезжачего. Я жил настоящим отшельником, только и бредил о море, морских приключениях и загадочных островах, полных таинственной прелести. Целыми часами просиживал я, наклонившись над картой, которую скоро изучил во всех подробностях. Сидя около огня в комнате экономки, я мысленно представлял себе, что подплываю к острову; в моем воображении я исследовал каждый акр его земли, влезал тысячу раз на ту высокую гору, которая называлась «Подзорной трубой», и любовался с ее вершины все новыми, чудесными видами. Иногда на нас нападали дикари, от которых мы должны были отбиваться, или нас преследовали дикие звери. Но, как я увидел после, все эти воображаемые опасности и приключения были пустяками в сравнении с тем, что на самом деле случилось с нами на этом острове.
Так проходила одна неделя за другой, пока в один прекрасный день не пришло письмо, адресованное на имя доктора Лайвесея. Внизу на конверте стояло:
«В случае его отсутствия может быть вскрыто Томом Редрутом или молодым Гаукинсом».
Распечатав конверт, мы прочли (или вернее, я прочел, так как доезжачий умел разбирать только печатные буквы) следующие важные новости:
«Гостиница „Старого Якоря“, Бристоль,
1-го марта 17…
Дорогой Лайвесей, не зная, где вы теперь находитесь, — в замке или еще в Лондоне — я пишу одновременно в оба эти места. Корабль приобретен, снаряжен и стоит на якоре, готовый к отплытию. Нельзя и представить себе более прелестного судна, управлять им мог бы ребенок. Вместимость — 200 тонн, имя „Испаньола“. Я купил его через моего старинного приятеля Блэндли, который выказал при этом посредничестве свою удивительную изобретательность и ловкость. Он работал буквально как вол, действуя только в моих интересах, как, впрочем, делают в Бристоле все, кто только узнает о цели нашего плавания и о том кладе, который мы собираемся отыскивать».