Наконец я решился направиться к частоколу. Я был довольно далеко от него, на низкой песчаной косе, замыкавшей нашу бухту с востока и доходившей при отливе до самого острова Скелета. Поднявшись, я увидел дальше на косе среди низкого кустарника одинокую, довольно большую скалу странного белесого цвета. Мне пришло в голову, что это та самая белая скала, про которую говорил Бен Ганн, и что, если мне понадобится лодка, я буду знать, где ее найти. Я брел по опушке леса, пока не увидел перед собой задний, самый дальний от моря край частокола. Наши встретили меня с горячим радушием.
Я рассказал им о моих приключениях и осмотрелся вокруг. Бревенчатый дом был весь построен из необтесанных сосновых стволов — и стены, и крыша, и пол. Пол в некоторых местах возвышался на фут или на полтора над песком. У входа было устроено крылечко, под крылечком журчал ручеек. Струя текла в искусственный бассейн очень оригинального вида: огромный корабельный чугунный котел с выбитым дном, зарытый в песок «по самую ватерлинию», как говорил капитан. В доме было почти пусто. Только в одном углу лежала каменная плита для очага со старой, ржавой железной решеткой в форме корзины.
Все деревья по склонам холма, окруженного частоколом, были срублены на постройку. Судя по пням, здесь погибла превосходная роща. Верхний слой почвы на вырубке был смыт и снесен дождями, обнажившими чистый песок. Только там, где ручей вытекал из котла, виднелись и мох, и папоротник, и низкорослый кустарник. Сразу за частоколом начинался густой и высокий лес. Это, как говорили, мешало обороне. Со стороны суши лес состоял из сосен, а ближе к морю — из тех же сосен и вечнозеленых дубов.
Холодный вечерний бриз, о котором я уже говорил, дул во все щели грубой постройки, посыпая пол непрестанным дождем мелкого песка. Песок засорял нам глаза, песок хрустел у нас на зубах, песок попадал к нам в еду, песок плясал в роднике на дне котла, как крупа в кипящей каше. Дымовой трубой нам служило квадратное отверстие в крыше. Прежде чем найти дорогу к выходу, дым расползался по всему дому, заставляя нас кашлять и плакать.
Грей, наш новый товарищ, сидел с перевязанным лицом — разбойники порезали ему щеку. А старый Том Редрут, все еще не похороненный, окоченевший, лежал у стены, покрытый британским флагом.
Если бы нам позволили сидеть сложа руки, мы скоро упали бы духом. Но капитан Смоллетт умел найти дело для всех. Он созвал нас всех вместе и разделил на две вахты. В одну вошли доктор, Грей и я, в другую — сквайр, Хантер и Джойс. За день мы очень устали, но тем не менее капитан двоих послал в лес за дровами, а двоим велел копать могилу для Редрута. Доктор стал поваром, меня поставили часовым у дверей, а сам капитан расхаживал от одного к другому, всех подбадривая и всем помогая.
Время от времени доктор подходил к двери подышать воздухом и дать отдохнуть покрасневшим от дыма глазам и перекидывался со мной двумя-тремя словами.
— Этот Смоллетт,— сказал он мне как-то,— гораздо лучше меня. Если уж я сам признал, это кое-что да значит, Джим.
В другой раз он сначала помолчал, потом повернул голову и внимательно посмотрел мне в лицо.
— На этого Бена Ганна можно положиться? — спросил он.
— Не знаю, сэр,— ответил я.— Я не совсем уверен, что голова у него в порядке.
— Если не совсем уверен, значит, в порядке,— сказал доктор.— Когда человек три года грыз ногти на необитаемом острове, Джим, он не может выглядеть таким же нормальным, как ты или я. Так уж устроены люди. Ты говоришь, он мечтает о сыре?
— Да, сэр,— ответил я.
— Ладно, Джим,— сказал он.— Посмотри, как полезно быть лакомкой. Ты, наверно, видел мою табакерку, но ни разу не видел, чтобы я нюхал из нее табак. У меня в табакерке лежит не табак, а кусочек пармезана — итальянского сыра. Очень питательная штука! Этот сыр мы отдадим Бену Ганну!
Перед ужином мы зарыли старого Тома в песок, потом постояли немного у могилы с непокрытыми головами на ветру
Дров из лесу натаскали целую груду, но капитан был все же недоволен
— Завтра я заставлю вас работать как следует — сказал он, качая головой.
Поужинав копченой свининой и выпив по стакану горячего грога, капитан, сквайр и доктор удалились в уголок на совещание.
Но, по-видимому, ничего хорошего не приходило им в голову. Провизии у нас было так мало, что мы должны были неизбежно умереть с голоду задолго до прибытия помощи или сдаться на милость пиратов. Оставалось одно: убить как можно больше этих разбойников, убивать их до тех пор, пока они не спустят свой черный флаг или пока не уйдут на «Испаньоле» в открытое море. Из девятнадцати их уже осталось пятнадцать, причем двое ранены, а один, подстреленный у пушки, если не умер, то во всяком случае, ранен тяжело. Каждый раз, вступая с ними в перестрелку, нужно тщательно беречь наших людей и помнить, что у нас есть два надежных союзника— ром и климат.
Ром уже взялся за дело: полмили отделяло нас от пи ратов, и тем не менее до поздней ночи слышали мы песни и крики. А доктор клялся своим париком, что скоро за дело возьмется и климат— лагерь пиратов возле болота, лекарств у них нет никаких, и через неделю половина из них будет валяться в лихорадке.
— Итак,— говорил доктор,— если им не удастся укокошить нас сразу, они будут рады бросить остров и вернуться на шхуну. У них есть корабль, и они всегда могут заняться своим старым ремеслом — морским разбоем
— Это первый корабль, который мне приходится терять,— сказал капитан Смоллетт.
Я смертельно устал. Долго ворочался я перед тем, как заснуть, но потом спал как убитый.
Все уже давно встали, позавтракали и натаскали дров, когда я проснулся, разбуженный шумом и криками.
— Белый флаг! — сказал кто-то.
И тотчас же раздался удивленный возглас:
— Сильвер собственной персоной!
Я вскочил, протер глаза и кинулся к бойнице в стене.
ГЛАВА XX
Сильвер-парламентер
Действительно, к частоколу подошли два человека. Один из них размахивал белой тряпкой, а другой — не кто иной, как сам Сильвер,— невозмутимо стоял рядом.
Было еще очень рано. Я не запомню такого холодного утра. Холод пронизывал меня до костей. Небо было ясное, безоблачное, верхушки деревьев розовели в лучах восходящего солнца, но внизу, где стоял Сильвер со своим спутником, все еще была густая тень. У их ног клубился белый туман — ночные испарения болота. Ночной холод и туман — вот беда этого острова. Сырое, малярийное, нездоровое место.
— Все по местам! — сказал капитан.— Держу пари, что они затевают какую-то хитрость.— Затем он крикнул разбойникам:— Кто идет? Стой, или будем стрелять!
— Белый флаг! — крикнул Сильвер.
Капитан вышел на крыльцо и стал под прикрытием, чтобы предательская пуля не угрожала ему. Обернувшись к нам, он приказал:
— Отряд доктора — на вахту к бойницам! Доктор Ливси, прошу вас, займите северную стену, Джим — восточную, Грей — западную. Подвахтенным — заряжать мушкетьк Живее! И будьте внимательны!— Потом снова обратился к разбойникам.— Чего вы хотите от нас с вашим белым флагом? — крикнул он.
На этот раз ответил не Сильвер, а другой пират.
— Капитан Сильвер, сэр, хочет подняться к вам на борт, заключить с вами договор! — прокричал он.
— Капитан Сильвер? Я такого не знаю. Кто это?— спросил капитан. Мы слышали, как он добавил вполголоса:— Вот как! Уже капитан! Быстрое повышение в чине!
Долговязый Джон ответил сам:
— Это я, сэр. Эти бедняги выбрали меня капитаном после вашего дезертирства, сэр.— Слово «дезертирство» он произнес с особым ударением.— Мы готовы вам подчиниться опять, но, конечно, на известных условиях, честь по чести. А пока дайте мне слово, капитан Смоллетт, что вы отпустите меня отсюда живым и не начнете стрельбу, прежде чем я не отойду от частокола.