====== Часть 24 ======
Невероятной красоты громадные коробочки физалиса высились над её головой, переливаясь ярким огненным сиянием, будто громадные деревья, нарисованные волшебными красками. Россыпь крошечных искорок, сверкающих в солнечных лучах, медленно кружилась, опускаясь к покрытой сочной зеленью земле. Гермиона просто бежала вперед, безмятежно смеясь и раскинув руки в стороны. Легкий ветерок бережно оглаживал щеки, путаясь в волосах и подхватывая длинные полы сарафана. Всё тело и душу переполняли неописуемые умиротворение и восторг. Они пьянили, дурманили голову. Девушка не имела понятия, где она и что происходит? Да это, почему-то и не имело особого значения для обычно такой въедливой всезнайки. А этот странный мир, тем временем, всё плотнее окутывал ее тягучей субстанцией, заполнял каждую клеточку, уводя сознание в яркий мир красок. Странных красок, липких и слишком ярких. Ноги уже проваливались в вязкую жижу, а сочные, искрящиеся росой травинки, расползались под ступнями отвратными мутными сгустками. Маслянистое пёстрое болото всё глубже затягивало свою жертву, и совсем скоро Гермиона поняла, что не может сделать больше ни шагу. Тело ушло в противные глубины уже почти по пояс, а сознание девушки теперь наполнилось паническим ужасом. Цвета пожухли и осыпались стайками бледных пришибленых мошек. Она изо всех сил старалась выбраться из всё больше засасывающего коварного месива, но чем сильнее она брыкалась, тем глубже проваливалась в его толщи. Каждый новый вдох теперь представлялся истинной пыткой. Грудь сдавили склизкие толстые щупальца. Они вцепились мёртвой хваткой и принялись тянуть её вниз с пущей силой. Она пыталась кричать, но никак не удавалось издать ни звука. Легкие горели, а жалобный хруст трескающихся рёбер оглушал даже её саму.
«Отпусти!» — хотела, было, взмолиться она. Но горло наполнилось противной клейкой жидкостью, и девушка захлебнулась, не успев издать ни звука. Грудь снова пронзило адской болью. Тьма в глазах пошла пятнами. Странное и неприятное чувство, будто в жутком похмелье кружится голова, а к горлу снова подкатывает отвратительный рвотный позыв. И снова рёбра застонали от полоснувшей грудь боли. Девушка обмякла, не в силах даже расплакаться. А жгучая боль в груди вернулась снова и новый приступ рвоты тоже. Её наконец вывернуло противной гадкой водой, хлынувшей даже из носа, от чего стало еще хуже. Все внутренности сжались, а лёгкие то ли слиплись, то ли наоборот грозились лопнуть. Мир покосился и полетел в далёкую темную пропасть. Инстинктивно вздрогнув всем телом, Гермиона дёрнулась и её опять болезненно вырвало.
— Вот так, молодец, девочка, — донеслось до неё будто из другой вселенной. — Дыши, дыши, пожалуйста. Ну давай же!
Она так к и не сумела понять, что происходит, но точно знала, что не может ослушаться.
Вдох…
Больно…
— Дыши! Дыши, пожалуйста!
Вдох…
Рот опять наполнился горькой водой, смешанной с желчью. Жуткий кашель, от которого дерет горло, и нависает угроза «выкашлять» что-нибудь очень важное из внутренностей.
— Молодец. Дыши. Вот так, умница.
Мир, наконец, стал обретать нечеткие контуры. Темные камни, странный неяркий розоватый свет… знакомое лицо, такое исхудавшее, осунувшееся и… взволнованное… нет, испуганное! Так не хочется его волновать. Этому затурканному человеку и так досталось. Что он там просит? Нужно сделать так, как он сказал.
— Дыши… — прошептал он снова, умоляюще заглядывая в глаза.
«Дышать? Дышать… Глупенький, разве же это просьба? Не мог захотеть чего-нибудь посерьёзней?»
И она вдохнула. Как он просил. Грудь уже знакомо полоснуло болью, но быстро отпустило. И она вдохнула снова, а потом ещё и ещё.
— Вот так! Да, умница! Дыши!
Сколько облегчения в этом красивом барханом голосе. Да она бы сдела что угодно, лишь бы услышать эти волшебные нотки снова. Она тоже хотела что-то сказать, успокоить, но услышала лишь собственный сдавленный всхлип.
— Всё хорошо, — услышала она снова. — Теперь всё будет хорошо.
Она почувствовала, как её обняли крепкие тёплые руки, голова стала вдруг жутко тяжёлой, безумно захотелось спать.
— Нет, — снова этот голос. Теперь он кажется резким и раздраженным, но не злым. — Не спи! Смотри на меня! Гермиона!
Собственное имя, произнесённое с истинно профессорской интонацией, отрезвило. Девушка резко села и тряхнула головой. Пространство снова поплыло в сторону. Знакомые теплые руки опять удержали её от падения, но стоило ей вернуться в более или менее устойчивое положение, поддержка исчезла, и послышался приглушенный стон. Гермиона испуганно распахнула глаза. Теперь и сам Снейп как-то резко обмяк, болезненно скривившись, схватился за больное плечо и завалился на бок.
— Профессор, — прохрипела Гермиона, едва сдерживая слёзы от разрывающей грудь боли.
Мужчина тяжело дышал, и в ответ лишь прошипел что-то нелицеприятное, сильнее обхватив своё многострадальное плечо длинными пальцами.
Девушка потерла ладонью ноющую грудь. Всё тело, избитое о камни, болело. А любое, даже очень легкое, касание пекло, будто огненное. Местами кожа покраснела и зудела от непрерывного жжения. Ожоги были не критичны, но, без сомнения, ещё совсем недолго и гриффиндорская умница превратилась бы в варёного рака. Запоздалые признаки шока обозначились мелкой дрожью и щиплющими дорожками слёз на обожжённых щеках. Только сейчас Гермиона заметила, что футболка её нещадно разорвана, а на груди пока не четко, но уже вполне заметно проступили лиловые отметины кровоподтеков. Ощущение, что давеча на ней упитанный гиппогриф вдохновенно танцевал джигу, значительно усиливали ноющие ребра.
Последнее, что осталось в памяти, это осознание, скорой смерти. Она тонула почти в кипятке. Должна была утонуть… или свариться. Но этого не случилось. Почему? А потому что этот вот смутьян опять спас свою глупую бывшую ученицу. Вытащил из воды, считай реанимировал. С запоздалой стыдливостью девушка прикрыла грудь остатками разодраной ткани, вспоминая, как папа учил дочку правилам поведения у водоёма и с дотошностью врача пояснял, что непрямой массаж сердца только тогда может оказаться действенным, если делать его с таким усердием, от которого почти ломаются рёбра. Иначе он не имеет смысла. Всё правильно. Девушка искоса глянула на скрючившегося рядом мужчину.
«Непрямой массаж сердца, значит, профессор? Как же ты, бедолага, меня откачивал с таким то плечом? Опять сустав себе не иначе выворотил, заставляя моё упрямое сердце биться…»
Безумная нежность и такая же слабость никак не хотели отпускать, и Гермиона, покорившись, осторожно прилегла рядом с мужчиной.
— Вы снова спасли меня, — всхлипнула она. — Спасибо.
— Угощайтесь, — буркнул тот в ответ, даже не глянув в её сторону.
Гермиона очень хотела ещё спросить, как его рука и что же им делать дальше, но язык отказывался ворочаться, а боль высасывала последние силы. Решив, наконец, что в таком состоянии этого взрывного злючку тоже лучше не трогать, девушка медленно прикрыла глаза, решая отдохнуть.
— Вы издеваетесь?!
Резкий тычок в бок заставил едва ли не подскочить. Приоткрыв мутные глаза, девушка снова встретилась со знакомой по школе миной недовольного профессора зелий.
— Я сказал вам не спать! — рявкнул он.
— Я не сплю, — пробормотала девушка, силясь сбросить сонное оцепенение.
— Я вижу! Шевелитесь! Нужно двигаться быстрее. Если мы в ближайшее время не найдём способ вышвырнуть вас отсюда домой, то совсем скоро вам придется разбираться с этим вопросом единолично.
— Почему? — растерялась, было, девушка, уже желая возмутиться, когда сиюминутное понимание вдруг заставило её замолчать.
«Мы снова у центра горы! Кажется даже ближе чем в прошлый раз. И тут его с новой силой опять убивает магия!»