На шестой день доктор Сантос торжественно заявил, что у Джона начинается кризис. Либо температура пойдет на убыль, либо его пациент умрет. Доктор посоветовал как можно чаще делать холодные компрессы и перемежать их молитвами. После его ухода Кэти сердито фыркнула. Молитвы молитвами, но, как часто говаривала старая мудрая Марта: «На Бога надейся, а сам не плошай». Руководствуясь этим девизом, она послала за Гарри и сказала, чтобы он отправил весь экипаж «Маргариты» на берег — прочесать Кадис в поисках льда. Когда Гарри запротестовал, утверждая, что в душном испанском городе льда никогда не было и в помине, она попросту отказалась его слушать. Джон должен выжить, а для этого ей нужен лед. Она будет молиться, чтобы их поиски оказались успешными. Все, ступайте!
Молитвы помогли. Меньше чем через час Гарри вернулся из Кадиса, волоча за собой огромную ледяную глыбу. На бледном лице Кэти отразилось облегчение.
— Слава Богу! А то Джону стало хуже. Теперь займись этим, — она заставила Гарри отщеплять от глыбы небольшие кусочки и бросать их в большой таз, полный воды. Когда вода стала холодной, она велела ему смачивать в ней простыню, а потом обматывала ее вокруг горячего тела Джона. Он стонал, но Кэти безжалостно повторяла эту процедуру, меняя простыни, как только они высыхали. Так прошло несколько часов: они смачивали, обматывали, снова смачивали… Наконец у Джона на лбу выступили крохотные капли пота, что являлось верным свидетельством благополучного преодоления кризиса.
— Она кончилась! — прошептала Кэти, словно опасаясь до конца поверить в существование капелек. — Гарри, лихорадка кончилась!
Распираемая восторгом, она бросилась Гарри на шею. Он непроизвольно сомкнул вокруг нее руки. Не прошло и секунды, как, опомнившись и покраснев, Кэти отпрянула назад. Внезапно на нее напала застенчивость, и она взглянула на Гарри сквозь полуопущенные ресницы. Его лицо поразило Кэти. На нем светилось неприкрытое обожание. Гарри в нее влюбился!
— Пусти меня, Гарри, — дрожащим голосом приказала Кэти, не зная, что делать со свалившейся на ее голову новой проблемой.
— Леди Кэтрин… Кэти.. — начал он.
Кэти поняла, что она должна все расставить по своим местам, пока ситуация не вышла из-под контроля.
— Ты не должен забывать о своем друге, Гарри, — мягко сказала она и, оглянувшись на койку, попыталась освободить свои руки.
— Друг? — бессмысленно переспросил Гарри и, приходя в себя, добавил: — Да, капитан.
— Да, капитан, — повторила она с легкой усмешкой. Гарри беспомощно опустил руки
— Пожалуйста, извини меня, — пробормотал он и, резко развернувшись на каблуках, исчез за дверью.
Покачав головой, Кэти снова подошла к койке. Джон по-прежнему был без сознания, но Кэти видела, что он испытывал огромное облегчение. Если бы не дурацкая сцена с Гарри, этот день мог стать для нее счастливейшим, начиная с той памятной ночи в «Красной собаке». Ах, до чего все-таки запутана жизнь!
«Странная штука любовь, — размышляла Кэти позднее, стоя около раскрытого окошка. — Она может возникнуть в самом неподходящем месте».
Абсурдно, непредставимо, печально. Гарри, который ее презирал, отныне будет покорно склоняться у ее ног. И все же, почему обожание одного мужчины оставляет ее равнодушной, в то время как один ласковый взгляд другого… У Кэти перехватило дыхание, когда она мысленно вообразила себе, как в серых глазах Джона горит любовь. Она улыбнулась. Джон никогда не станет умолять женщину подарить ему нежные чувства. Он будет требовать их как свое законное право и рассвирепеет, если получит отказ!
— Кэти? — в который раз за последние несколько дней позвал ее Джон. Ее присутствие не проникало за пелену лихорадки, которая окутывала его разум, но он бессознательно чувствовал, когда она сидит рядом с ним, и это действовало на него благотворно.
— Да, Джон, я здесь, — ответила она, подойдя к койке. На этот раз ее ожидал приятный сюрприз. Он смотрел на нее широко открытыми глазами.
— Джон! — воскликнула она радостно. — Ты видишь меня?
— Конечно, вижу, — произнес он слабо, но раздраженно. По — видимому, вопрос Кэти показался ему ужасно глупым.
— Как ты себя чувствуешь? — Присев с ним рядом, Кэти по привычке дотронулась рукою до лба. К ее облегчению, он был сухим и прохладным.
— Паршиво, — вяло ответил он. — Какой сегодня день?
— Среда, двадцать второе июня. Ты был без сознания шесть
дней.
— Что случилось? — спросил он и, не дожидаясь ее ответа, наморщил переносицу, пытаясь припомнить. Внезапно его гневный взгляд остановился на Кэти. — Дурочка, ты разве не знала, что идешь на верную гибель? Блондинок вроде тебя продают в местных борделях за сумасшедшие деньги. Если бы ты туда угодила, то провела бы там всю свою жизнь. Господи, почему ты убежала именно в Кадисе?! Почему во всем Кадисе тебя занесло именно в «Красную собаку»? Это же притон, в котором собираются беглые каторжники со всего побережья! Я не мог в это поверить, когда увидел твою идиотскую простыню, и пришел туда по твоим следам! Боже, когда я услышал, как смеются эти ублюдки, я подумал, что все уже кончено!
Его возбуждение нарастало. Кэти поймала его руку, пытаясь успокоить его, пока он не причинил себе какого-нибудь вреда. Джон перехватил девичье запястье своими длинными пальцами и сжал его с удивительной для больного силой.
— Ты не должна снова удрать, слышишь? — яростно произнес он. — Я тебя не отпущу! Я тебя запру! Я…
— Не надо, Джон, — тихо сказала Кэти, даже не пытаясь вырвать свою руку. — Обещаю, что не убегу от тебя. Я останусь, пока ты сам не захочешь меня отпустить. А теперь успокойся и лежи смирно. Ты был очень болен. Не хочешь ли овсяной каши или воды?
Джон пристально впился в нее глазами, и, казалось, лицо Кэти развеяло его сомнения. Разжав пальцы, он освободил ее кисть и откинулся на подушки.
— Каша! — недовольно фыркнул он. — Если ты всю неделю кормила меня овсянкой, то нечего удивляться, что я слаб, как младенец. Я хочу бифштекс и бутылку кларета!
— Ни за что, пока не разрешит доктор, — твердо заявила Кэти с улыбкой, тронувшей уголки ее губ. — Сегодня ты будешь есть только овсянку. Вот увидишь, тебе понравится.
Джон начал было возражать, но, встретив ее озорной взгляд, сам рассмеялся.
— Ладно, похоже, что я у тебя в руках, киска. Корми меня кашей, но учти, что я отомщу.
Кэти игриво показала ему язык и, вскочив с койки, поспешила к двери, чтобы позвать Петершэма. Запыхавшийся слуга явился стремглав, и она улыбнулась ему.
— Капитан наконец-то пришел в себя и очень голоден. Принеси ему поесть, Петершэм, как обычно, овсянки.
— Слава Богу! — воскликнул Петершэм, устремляясь на камбуз за капитанским обедом.
— Что, беспокоился обо мне, старый хрыч? — подмигнул Джон, когда Кэти снова уселась у него в ногах на койку.
— Все беспокоились.
— Все? Даже ты? — вопрос прозвучал небрежно. Его длинные ресницы нависли над серыми глазами.
— Даже я, — честно ответила Кэти. «Особенно я», — могла бы она добавить, но промолчала.
Тогда он схватил ее руку и поднес ее к своим едва дрогнувшим губам. Их обоих словно ударило электрическим током. Неестественно засмеявшись, Кэти отдернула свою ладошку.
— Хватит заниматься глупостями! Тебе нельзя волноваться. У тебя была сильная лихорадка и…
— Я не могу не волноваться, когда смотрю на тебя, — сказал он вполголоса, вновь завладев ее рукой. У Кэти учащенно забилось сердце, но она не поддалась захлестнувшей ее теплой волне. Вместо этого она поднялась на ноги и проворно скользнула к двери.
— Куда Петершэм запропастился? — громко спросила она и, спохватившись, мысленно распекла себя за то, что одним пустым вопросом выдала свою крайнюю растерянность.
— Кэти… — начал Джон, внезапно умолкнув, когда на пороге каюты появился Петершэм с дымящейся кастрюлей в руках. Позади него стоял Гарри. Кэти взяла из рук Петершэма кастрюлю и поставила ее на столик около койки. Оба мужчины приблизились к ложу больного. Джон слабо усмехнулся.