Выбрать главу

Женевьева появилась на кухне вовремя — Сандра едва разожгла огонь в очаге. Вошла заспанная Мирелла и улыбнулась Женевьеве. Хотя эта девочка была куда ближе к ней по возрасту, чем Орнелла, они едва ли обменялись парой фраз. Сказывалось незнание языка и совершенно разные условия, в которых выросли обе.

Алонсо был взволнован — Женевьева сразу это почувствовала. Она едва дождалась, пока будет убрана и вымыта посуда, — эту работу они обычно завершали вдвоем с Миреллой, — и вышла во двор.

Слепой гитарист стоял под большим деревом, обнимая одной рукой могучий шершавый ствол.

— Прости, что я так обошелся с тобой, — тяжело произнес он. — На самом деле ты влюбилась не в меня, а в мою гитару, в мою музыку. Я зря поддался слабости. Мне не надо было приезжать.

— Значит, ты меня все-таки любишь?

— Когда я впервые услышал твой голос, а потом ощутил прикосновение твоих пальцев, в меня вошло то, что вы называете светом, а я — любовью. Когда неожиданно появился Дино, пригласил меня на Корсику и передал веточку вереска, сказав, что ее прислала Женевьева Леруа, я решил, что если девушка, которая видела меня всего лишь несколько минут, не забыла обо мне за целый год, значит, я ей и вправду небезразличен. Я не ошибся, но теперь совесть не позволяет мне воспользоваться твоей наивностью.

— Я вовсе не так наивна, как тебе кажется, хотя, в отличие от тебя, не понимаю, зачем человеку надо отказываться от счастья.

Алонсо печально улыбнулся.

— Мне уехать сегодня, или мы больше не будем об этом говорить?

— Не будем. Пойдем гулять? — спросила Женевьева.

— Да, если ты свободна.

Она молча взяла его за руку и повела за собой.

Начался сбор винограда, и Леон с сыновьями и работниками с рассвета пропадали на виноградниках. Минувшую неделю мужчины без устали чинили старые и плели новые корзины, а женщины обшивали их холстом. Женевьеве нравилось семейство Гальяни, и она уважала Леона. Пусть он мало что видел и знал, кроме своих полей, пастбищ и виноградников, он был истинным королем своей земли, причем королем справедливым и щедрым.

Она не собиралась отлынивать от работы в пору, когда была дорога каждая пара рук, но сегодня был особый случай.

— Куда ты меня ведешь?

— Туда, откуда нам обоим не будет возврата.

Женевьева быстро переняла у него своеобразную манеру общения, полную легкой иносказательности и мягкой иронии.

Она внимательно посмотрела на Алонсо. Его лицо казалось суровым и неподвижным, и было трудно представить, как печально, тонко и нежно он умеет улыбаться.

— Главное, чтобы тебе не пришло в голову нас утопить, а на остальное я согласен.

Они пришли в укромную пустынную бухту, окруженную отвесными скалами.

Толщу воды пронизывали столбики света, на дне колыхались темно-зеленые водоросли, а камни были облеплены полчищами черных мидий. Море бурлило и пенилось, обтекая ноги Женевьевы и Алонсо.

— Я хочу искупаться, — сказала она.

— Хорошо, — ответил он и сел на песок.

Женевьева знала, что он не может ее видеть, и все же, когда она расстегивала платье, ее пальцы дрожали.

— А ты?

— Я не умею плавать.

— Я тоже не умею, но здесь мелко и нет течений. Нам не грозит опасность.

— Ты уверена? — улыбнулся Алонсо и добавил: — Ты будешь видеть меня, а я тебя — нет. Это несправедливо.

— Я отвернусь и не стану смотреть, пока ты не окажешься в воде.

Женевьева вошла в море первой, наслаждаясь тем, как вода мягко обволакивает тело. Интересно, какие ощущения испытает Алонсо, чувства которого обострены до предела? Она посмотрела вниз. Там бурлила жизнь: переливаясь яркими боками, шныряли юркие рыбки, извивались какие-то мерцающие нити, колыхались прозрачно-белые купола медуз.

Женевьева подняла голову и едва не ахнула. Алонсо осторожно ступал по песку, и его стройное, гладкое тело было залито солнцем. Прежде ей казалось, что обнаженный мужчина не может выглядеть привлекательно; отчасти такому мнению способствовали разговоры, которые она слышала в приюте, когда воспитательницы сравнивали мужчин с демонами-искусителями. Однако сейчас в роли соблазнительницы предстояло выступить ей самой.

— Где ты? — спросил Алонсо, войдя в воду по пояс. — Можешь повернуться.

У Женевьевы перехватило дыхание, и она с трудом прошептала:

— Я здесь.

Она поддела воду ладонью, и жемчужная завеса брызг окрасилась золотом солнца. Алонсо ответил тем же, и оба рассмеялись.