— Лучше быть такой девушкой, как я, чем таким мужчиной, как ты и твои братья!
— Чем же мы плохи?
Не сдержавшись, Орнелла выкрикнула:
— Тем, что вы выродки!
Дино сузил стальные глаза.
— Осторожнее с выражениями, не то я швырну тебя в воду, как котенка!
— Прежде я размозжу тебе голову камнем!
Она в самом деле подняла камень и бросила в Дино. Он увернулся.
— Самым лучшим днем в моей жизни станет тот, когда ты уберешься с острова!
— Этот день никогда не наступит, потому что я очень хочу взглянуть на того сумасшедшего, который возьмет тебя в жены, а поскольку такой не отыщется…
Ему снова пришлось отпрыгнуть в сторону, потому что Орнелла швырнула второй камень.
— Как ты смеешь издеваться надо мной, ты, сын человека, который убил моего отца!
Взгляд Дино потемнел.
— Это байки, — отрезал он, — домыслы твоей матери.
— Это правда!
Он молча повернулся и пошел прочь. Орнелла осталась стоять на берегу.
Она раздумала плавать и решила вернуться домой. Пока Орнелла взбиралась по крутой тропинке, солнце успело подняться высоко в небо. Иногда поднимался ветерок, но он нес не прохладу, а лишь пряный аромат маки, низкорослого, жесткого кустарника, покрывавшего больше половины острова. Кто-то сказал, что так пахнет в Эдеме, но Орнелла сомневалась, что этот дикий запах похож на благоухание рая.
Вспомнив слова Дино, она вновь покраснела. Проклятый Гальяни! Она решила выстирать платье и вымыть волосы.
Орнелла не любила свой дом, сложенный из грубого камня, с изъеденными червями ставнями и гнилой крышей. Они были бедны, но то была не благородная бедность, а бедность отчаявшихся, опустившихся существ.
Беатрис Санто возилась на крохотной кухоньке. Орнелла знала, что сегодня, как и вчера, на обед будут печеные каштаны, если только ее младший брат Андреа не принесет какой-нибудь дичи.
Заслышав шаги, Беатрис обернулась и неприветливо спросила:
— Где ты была?
— Гуляла.
— Так долго?
— Я задержалась, потому что встретила Дино Гальяни, и мне пришлось отвечать на его насмешки.
— Я не хочу слышать это имя! — отрезала мать и вновь занялась каштанами.
Орнелла вздохнула и опустилась на колченогий стул. Когда-то Беатрис, без сомнения, была красива, однако годы вдовства стерли с ее лица следы привлекательности. Она выглядела ожесточенной, суровой и никогда не улыбалась. Люди считали, что она не в себе, но Беатрис говорила, что это Гальяни, представители самого богатого и влиятельного в округе семейства, настроили жителей деревни против нее.
Дверь отворилась, вошел Андреа, пятнадцатилетний юноша, такой же хмурый и неулыбчивый, как мать. Он часто уходил на охоту, ставил и проверял силки, но редко приносил в дом добычу. Орнелла думала, что ему не хватает сообразительности и ловкости, пока однажды брат не признался, что просто не любит убивать зверей и птиц.
Андреа был молчаливым, диковатым, у него не было друзей, и только Орнелла знала о том, что он обладает трепетным, жалостливым сердцем.
Так повелось в их краях: человек, тем более мужчина, был вынужден скрывать свои слабости.
Увидев, что сын опять пришел без добычи, Беатрис со вздохом произнесла:
— Когда тебе исполнится шестнадцать, я куплю хорошее ружье.
Андреа вздрогнул и ничего не сказал, но Орнелла заметила, что взгляд его больших темных глаз полон затаенной боли.
После обеда Орнелла согрела воду и вымыла волосы, а потом уселась на солнцепеке. В трещинах каменных стен копошились пауки. В жарком воздухе жужжали насекомые, ветер доносил с гор запах тимьяна и лаванды. Она смежила веки и погрузилась в блаженную дрему.
— Когда мне исполнится шестнадцать, моей жизни придет конец, — услышала Орнелла и открыла глаза.
Перед ней стоял Андреа. Его штаны были продраны на коленях, а суконная жилетка, надетая на голое тело, пестрела кое-как приделанными заплатами. Однако он был гибким и стройным, с густыми черными волосами, выразительными глазами и обещал стать красивым мужчиной.
— Всю свою жизнь я только и слышу о том, что должен убить Леона Гальяни! Каким образом? Встретить его на улице и выстрелить ему в сердце? Заманить его в ловушку и столкнуть со скалы? Меня тошнит от слов «убийство», «месть» и «ненависть».
— Ты не обязан это делать, если не хочешь, — неуверенно произнесла Орнелла.