Впрочем, совсем рядом со щербатыми камнями старинной стены зияла глубокая воронка, а стволы пальм были иссечены осколками.
Миновав сквер, Эрнесто и Фидель углубились в Старую Гавану, и у Фиделя снова, как и всегда в последнее время, когда ему приходилось бывать в старом городе, болезненно сжалось сердце. По сути, Старой Гаваны, части города, до недавней поры сохранявшей колониальный облик, больше не было. После массированных американских бомбардировок там не осталось ни одного целого здания, целые кварталы были стерты с лица земли, превращены в груду щебня. Правда, когда бомбардировки прекратились, немцы мобилизовали горожан на расчистку руин, поэтому теперь по улицам можно было ходить свободно, не опасаясь, что на тебя рухнет разрушенная стена. Но все равно, мертвые руины домов, дворцов и церквей, разбитые булыжные мостовые производили на Фиделя угнетающее впечатление, хотя он видел их не впервые.
- Впечатляет? - спросил Эрнесто, показывая рукой на черные руины.
Фидель лишь угрюмо кивнул.
- Ничего, после войны отстроим, - сказал Эрнесто, вздохнув. - А тебя, кажется, Фиделем звать? Я тебя сразу узнал.
- Я тебя тоже, - ответил Фидель.
- Ты сильно изменился с тех пор, - сказал Эрнесто. - Повзрослел, возмужал...
Услышав эти слова, Фиделю вдруг страшно захотелось рассказать Эрнесто обо всем, что случилось с ними за эти месяцы, поведать ему о страданиях, которые ему довелось пережить за месяцы оккупации, - но он лишь нахмурил густые брови, подавив в себе желание выговориться. Посчитал, что его порыв мог быть истолкован неправильно. Вместо этого он спросил, бросив на Эрнесто быстрый взгляд исподлобья:
- Ты помнишь Марию?
- Какую Марию? - Эрнесто остановился, внимательно посмотрел на Фиделя.
- Студентку Технического университета. Ты познакомил нас на вечеринке, за несколько дней до войны...
- Честно говоря, я не помню, - ответил Эрнесто, запустив пятерню в шапку густых черных волос. - Нет, не помню...
- Жаль, - вздохнул Фидель.
- А почему ты спросил?
- Просто я думал, что ты ее помнишь, - снова вздохнул Фидель. - Когда я тебя увидел, я сразу вспомнил, что ты был знаком с Марией и подумал, что ты можешь знать, что с ней стало, жива она или нет...
- Понимаю, - тихо проговорил Эрнесто. - Я все понимаю... Но, к сожалению, я ничем не могу тебе помочь. Я действительно не помню, о ком идет речь. Извини...
Он виновато развел руками, и прибавил шаг.
Пропетляв по лабиринтам узких улочек-ущелий, сдавленных хмурыми стенами, они вышли на такую же мертвую и безжизненную, как и вся Старая Гавана, улицу Обиспо - улицу Епископов - и остановились у дверей старинного особняка, который меньше других пострадал от бомбардировок. Однако и этот особняк глядел на мир пустыми глазницами окон. В этом доме давно уже никто не жил...
Однако когда Эрнесто громко постучал в потемневшую от времени тяжелую дверь с железной ручкой, та тут же, жалобно скрипя несмазанными петлями, отворилась, словно его прихода ждали.
В узком проеме показалась блестящая на солнце голова негра.
- Ты что-то долго, - гундосо буркнул негр. Он полностью вышел из-за двери, и Фидель смог по достоинству оценить его атлетическую фигуру.
- Так получилось, - ответил Эрнесто.
- А это кто? - негр подозрительно покосился на Фиделя.
- Он со мной, - быстро сказал негру Эрнесто
Угрюмый негр молча посторонился, уступая дорогу. Очевидно, что с Эрнесто здесь считались.
- Еще не поздно передумать, - Эрнесто обернулся на Фиделя из дверного проема. В глубине помещения клубилась тьма.
Фидель понял, о чем идет речь, и решительно покачал головой. Он не знал, что нужно говорить в таких случаях, не знал он и о том, что его ждет, когда он переступит порог этого заброшенного дома, но он уже принял самое важное в своей недолгой жизни решение и надеялся, что никогда не пожалеет об этом, чтобы потом ни случилось с ним.
Он должен расквитаться с гансанос за всех, кого он потерял за эти месяцы. В первую очередь за отца и брата. И за Марию, которую он потерял, так и не успев обрести.
- Ты сам выбрал свою судьбу, - без улыбки, серьезно сказал Эрнесто. - Пошли...
Фидель в ответ лишь кивнул. Ему не хотелось ничего говорить, сейчас все слова казались какими-то неуместными, фальшивыми. Похожий на атлета угрюмый негр взирал на Фиделя с интересом, но тоже ничего не говорил.
- Пошли, - кивнул Эрнесто Фиделю.
Дверь, надсадно скрипя, закрылась за спиной Фиделя, и сделалось темно и чуть жутковато, как если бы Фидель спустился в кладбищенский склеп.
Некоторое время Эрнесто и Фидель шли через гулкие анфилады высоких и пустых комнат. В помещении царил полумрак, и Фидель то и дело спотыкался о разбросанные в беспорядке нагромождения стульев и прочих вещей.
- Что здесь раньше было? - спросил Фидель у Эрнесто, который ориентировался в темноте так, словно у него было кошачье зрение. Да и его походка напоминала кошачью.
- Какой-то частный музей, - ответил Эрнесто.
- А где его хозяин?
- А кто его знает... или уехал в Штаты, или погиб. А культурные ценности вывезли гансанос...
По узкой и крутой винтовой лестнице Фидель следом за Эрнесто спустился в подвал. В подвале было темно, как в могиле.
Но Эрнесто, очевидно, бывал здесь не раз, потому что он уверенно подошел к одной из стен и толкнул невидимую в густом мраке низкую металлическую дверь.
Из дверного проема на посетителей хлынул поток такого яркого света, что Фидель зажмурился.
Он даже не успел удивиться, откуда в полуразрушенном здании взялось электричество.
Когда глаза Фиделя привыкли к свету, он увидел, что на него пристально смотрят шесть человек, сидящих вокруг дощатого стола, посреди которого горела яркая электрическая лампочка. Четыре парня и две девушки. Наверное, лет семнадцати-восемнадцати. То есть одного возраста с Фиделем.
- Знакомьтесь, - сказал Эрнесто. - Наш новый товарищ... Фидель Кастро.
Фидель подошел к столу, смущенно потупив взор. Он чувствовал себя неуютно среди незнакомых людей.
- Присаживайся, товарищ, - сказал один из парней.
Фидель осторожно присел на краешек стула с витыми ножками, который стоял чуть в стороне от стола, у самой стены, положив сухие от волнения ладони на колени. Он не знал, что ему говорить.
Но никто ни о чем не спрашивал ни Эрнесто, ни Фиделя. Эрнесто давно уже был здесь своим, а Фиделя приняли так, словно его давно уже здесь ждали.
Эрнесто сказал Фиделю, что перед ним - штаб молодежной подпольной организации имени Хосе Марти. И предложил посидеть, послушать, о чем будет идти разговор, а потом он ответит на все вопросы, которые появятся у Фиделя. Еще Эрнесто сказал, что если Фидель испугается или передумает, то никто его держать не будет, он спокойно может уйти.
- Но если ты уйдешь, то должен навсегда забыть то, что видел и слышал, - серьезно сказал Эрнесто.
- Я никуда не уйду, - с упавшим от волнения сердцем ответил Фидель. - Я слишком многое потерял, чтобы просто так уйти...
- А ты готов отдать свою жизнь за свободу Кубы? - спросил его кто-то из сидящих за столом парней.
- Готов... - не задумываясь, ответил Фидель. Он чувствовал себя так, словно нырнул в морскую пучину с обрывистого берега, и теперь камнем уходил на дно. Фидель хорошо плавал, но сейчас ему было страшно, он всерьез боялся, что морская пучина проглотит его, и в тоже время в его душе жила твердая уверенность, что море, такое чистое, ласковое и нежное, не причинит его зла, отпустит на берег, как только ему захочется вернуться. Все-таки, принимая давно созревшее в его душе решение не просто жить, а участвовать в борьбе с оккупантами, Фидель еще не до конца осознал, что, связывая свою жизнь с такими же борцами за свободу, он тем самым лишает себя возможности отступить назад, выбраться из бурного моря на привычный берег. Фидель понимал, что может умереть - но он не верил в возможность близкой смерти, и громкие слова о готовности отдать свою жизнь за свободу Кубы были для него пока лишь словами, не наполненными глубоким смыслом. Фидель хотел бороться с врагом - но беспокойные мысли о возможной смерти проходили по краю его сознания, почти не задевая его.