Но скоро их радость была омрачена. Парень, который первым схватил черепаху за шею и обернул на спину, теперь лежал на дне одной из пирог и стонал от боли. Черепаха ободрала ему кожу своими острыми когтями. Он был ранен в правую ногу под коленом, и вырванный большой кусок мяса висел, как тряпка.
У меня не было с собой сумки с лекарствами. Я предложил Гахару отправиться на «большую пирогу» за ними, но он не согласился. Не только Гахар — никто из туземцев не осмеливался приблизиться на своей пироге к нашей яхте. Когда мы вышли на берег, я велел отнести раненого в тень, а сам сел в пирогу и отправился на яхту. Но, вернувшись с докторской сумкой, я уже не застал пария на месте, он ушел. Только Гахар и несколько человек туземцев остались охранять черепаху. Одни плясали около нее на песке, издавая дикие радостные крики, а другие вырубали колья в лесу. Из кольев они сделали в мелкой воде бухточки загородку и загнали в нее черепаху. Тут она должна была жить, как в садке, до тех пор, пока ее не зарежут и изжарят.
Я спросил Гахара, почему раненый юноша не подождал меня.
— Он боится твоего кобрая, — ответил Гахар.
Ответ моего старого друга не удивил меня. Этот парень был не первым человеком, боявшимся моих лекарств. На языке племени «кобрай» значит не только лекарство, по и колдовство. Если больному дает лекарство его друг, то это «нанай кобрай» — хорошее лекарство; но если то же самое лекарство дано врагом, то оно «уин кобрай» — нехорошее лекарство, от которого больной может даже умереть. Раз парень боялся моего лекарства, значит он считал меня своим врагом или, по крайней мере, не считал меня своим приятелем.
Я спросил старого Гахара, почему он не объяснил парню, что я ему не враг.
— Я говорил, но он не послушал и ушел.
Туземцы принесли несколько отесанных кольев, положили их рядом, покрыли их зелеными листьями и сверху развели костер. Когда огонь хорошо разгорелся, туземцы положили на него несколько гладких булыжников и покрыли их дровами. После этого они вытащили черепаху из загородки, перевернули ее на спину, схватили за хвост и потащили по песку. В тени большого дерева они отрубили ей голову каменным топором, извлекли ее из огромного панциря, нарезали мясо на куски, завернули его в зеленые листья дынного дерева и положили на раскаленные камни, а сверху засыпали жаром.
К вечеру мясо изжарилось. После захода солнца, со стороны селения долетели звуки бурума, призывавшего туземцев собираться на веселье. Они будут есть жареное мясо черепахи и веселиться всю ночь.
Получил и я мою долю черепахи — несколько кусков мяса, завернутых в листья дынного дерева — и отправился на яхту.
— Где вы пропадаете? — спросил меня капитан. Он был встревожен. Узнав, что я был на охоте на черепах, он с облегчением вздохнул и сказал: — А мы было начали вас оплакивать.
Увидев жареное мясо, Смит воскликнул:
— Прекрасно, сэр! Мясо черепахи очень вкусно. Его надо есть, пока оно еще теплое. А холодным, оно делается тверже подметки.
Смит был прав — мясо действительно оказалось очень вкусным, и мы отлично поели.
Ночью я часто просыпался от громких звуков бурума и писка дудок туземцев, которые пировали в селении.
IV
Недоверие, проявленное раненым туземцем, навело меня на мысль о племени бома. Вначале и горцы встретили меня с недоверием и страхом, а когда мне удалось рассеять страх и недоверие, я бросил их. В последнее время я все чаще и чаще думал о них. Что-то поделывают Лахо и Габон? Что думают обо мне мои друзья в горах. Ждут ли они еще меня или уж потеряли надежду на мое возвращение к ним?
Я решил явиться в условленное место и поискать их еще раз. Смит и капитан опять пожелали меня сопровождать. Мы взяли по охотничьему ружью и отправились в путь. Океан был спокоен. Пирога легко скользила по гладкой водной поверхности. В прозрачной воде шныряли большие и маленькие рыбы, на дне, ближе к берегу, виднелось бесконечное множество живых существ самых фантастических форм и окрасок — морские звезды, губки, ежи, раки и масса других животных различных цветов: красных, желтых, оранжевых, зеленых — каких только там не было! В морских глубинах жизнь была так же богата и разнообразна, как и на суше.
Выйдя на берег, я поспешил к дереву, на котором мои друзья оставили кокосовые орехи. Странно! Кокосовые орехи исчезли, но пустые консервные банки висели на высохшей ветке, там, где я их привязал веревкой. И ситец оказался нетронутым на месте — я его намотал на ветку и крепко привязал веревкой, чтобы его не утащили обезьяны. Под деревом валялась скорлупа кокосовых орехов. Значит, туземцы приходили меня искать по истечении уговоренных десяти дней и, не найдя, съели кокосовые орехи и ушли. Но почему они не взяли консервных банок и ситца? Это действительно было странно. В прошлый раз они очень обрадовались банкам, которые я им подарил, а ситца они никогда в жизни не видели, и он не мог им не понравиться. Почему они не взяли подарков, которые я им оставил? И почему съедены орехи, которые они сами оставили для меня?
— Я понял, сэр, — сказал Смит и поднял палец к небу, как проповедник, поучающий прихожан. — Туземцы съели орехи потому, что были голодны.
Я невольно расхохотался на эту шутку.
— А почему же они не взяли консервных банок и ситца? — спросил я его.
— Из страха перед колдовством, — ответил Смит. — Ведь вы сами однажды жаловались, что дикари отказывались от ваших лекарств, боясь умереть от них.
Смит был прав. Если племя бома решило, что я остался жить у его врагов, ясно, что оно теперь считает и меня своим врагом. А раз оно считает меня врагом, то никогда не примет от меня чего бы то ни было из страха перед уин кобрай — нехорошим лекарством, колдовством. Поэтому они не взяли пи банок, ни ситца, а съели кокосовые орехи, чтобы они не достались их врагу.
Эта догадка меня огорчила. Меня охватила тоска по Лахо, Габону и всем этим добрым людям из племени, которые в самые трудные дни моей жизни спасли меня от голода и приютили. Я чувствовал себя виноватым перед ними. Я обещал вернуться в горы и не сдержал обещания...
— Пошли, сэр, — сказал Смит. — О чем тут думать. Раздадите банки и ситец вашим новым друзьям. И больше толку будет — от них вы получите бананы и кокосовые орехи.
Мы пошли берегом. Какие огромные деревья! Деревья-гиганты. Вот баниан. Под ним может укрыться целое селение. Ствол его — толщиной, наверно, в пять-шесть человеческих обхватов. Все же это толстое дерево не могло бы само удержать свои огромные ветки, и поэтому сами ветки пускают воздушные корни, которые вместе с ростом дерева спускаются до земли и врастают в нее. Эти толстые воздушные корни подпирают дерево со всех сторон. А вот и тиковое дерево. Высотой оно метров в сорок. И у него очень толстый ствол, а цветет оно совсем мелким белым цветом. Его листья вечнозеленые. Это одно из самых выносливых деревьев в мире. Оно содержит особенное масло, которое придает древесине прочность и устойчивость. Тиковое дерево идет на постройку корпусов судов, так как морские животные (улитки и пр.), которые обычно облепляют дно пароходов, не наносят ему особенного вреда. Смит сообщил нам, что из-за этих его качеств, голландцы культивируют тиковое дерево на островах Ява и Суматра.
— Великое богатство кроется в этих лесах, сэр, — восхищался плантатор и в то же время огорчался, что никто не эксплуатирует этих огромных богатств.
Мы шли по тропинке, которая вела к селению племени бома. Она нас привела в знакомую глубокую лощину и там оборвалась. Я нашел высокое дерево, на котором была лестница из лиан, но лестница исчезла. Дорога к племени бома была отрезана. Племя, очевидно, не считало меня больше своим другом, и я вернулся огорченный и расстроенный.
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
Старый географ не лжет. Сомнения Гахара. Амбо — сын вождя. Кто такой Арики? Идол племени занго. На охоте с сыном вождя. Гиббон и мангуста. Гремучая стрела.