— Что случилось? Чего ты кричишь? — спросил его встревоженный дедушка.
— Абадан! Абадан! — крикнул запыхавшийся мальчуган.
Глаза у него были широко открыты, лицо потемнело от страха (Я и раньше замечал, что в минуты страха лица туземцев темнеют, вместо того чтобы бледнеть).
— Где? — насторожился старик.
— Вон он! — показал на тихие воды бухты мальчик. — Сюда приближается! Калиман абадан! (Огромный крокодил!)
Только тут я заметил длинную морду крокодила, который плыл к меньшому внуку Гахара. А ребенок, увлеченный игрой, не замечая опасности, спокойно плескался в теплой воде.
Крокодил быстро приближался к нему. Метрах в десяти от берега было мелко, и ноги крокодила коснулись песчаного дна, а жирная спина показалась из воды и тяжело заколыхалась. Он был не очень далеко от нас, и я видел, как зловеще поблескивали его бесцветные глаза, а длинные здоровенные челюсти с острыми зубами широко раскрылись. Он торопился схватить свою жертву. Мы оба с Гахаром со всех ног бросились к ребенку, схватили его за руки и потащили к лесу, когда страшный хищник был уже в нескольких шагах от него.
Крокодил испустил злобный рев, который походил не то на волчий вой, не то на собачий лай, сильно ударил своим длинным хвостом по воде и защелкал зубами, как пулемет. Он прозевал добычу, и его ярость была безгранична. Испустив еще раз дикий вой, крокодил неуклюже повернулся и быстро поплыл обратно в глубокие воды бухты. Его широкая спина, покрытая твердыми роговыми пластинками, в последний раз блеснула на солнце и скрылась под водой.
Туземцы мне рассказывали, что в заливе водится много крокодилов, но в бухте эти хищники никогда до сих пор не появлялись, так как не могли проплыть через мелкий пролив. Как пробрался через него крокодил? Существовало только одно объяснение: он попал в бухту во время прилива. Тогда вода поднимается на два-три метра выше обыкновенного уровня, и пролив делается глубже и шире.
Молва о крокодиле быстро облетела селение и встревожила народ. Бухта была любимым местом туземцев. На его ровном песчаном берегу они держали свои пироги, сюда каждый вечер приходило много молодежи и детей купаться, и их веселые голоса допоздна оглашали тропический лес. А теперь бухта вдруг сразу опустела. Никто не решался купаться в ней. Люди не выходили на своих пирогах в открытый океан, боясь плыть через бухту. Рыболовы лишились любимого занятия. Селение осталось без рыбы. Это было подлинным несчастьем. Туземцы питались только плодами, ямсом, таро и сладкими бататами, но они скоро им надоели. Свиней, собак и маленьких, полудиких кур было мало, и они редко появлялись на их столе.
Тогда снова появился на сцене Арики. Напрасно я воображал, что коньяк Смита сделает его безвредным — он был неутомим в своей злобе. Очевидно, он только ждал первого удобного случая, чтобы опять начать плести свои интриги. Когда молва о крокодиле разнеслась по селению, главный жрец начал нашептывать всем и каждому, что Дао послал в бухту этого опасного хищника в наказание тем, кто не чтит главного жреца и не вслушивается в его советы. Разумеется, я был самым большим грешником и главным виновником бедствия — так сказал главный жрец Боамбо.
Однажды Боамбо пришел ко мне в хижину, сел на нары и закурил папиросу, которой я его угостил. По всему было видно, что он хочет что-то мне сказать, но не знает, как начать. Всякий раз, когда он хотел мне сообщить нечто важное, он долго молчал, прежде чем заговорить, но в данный момент у меня не было терпения, и я спросил, что слышно о крокодиле.
— Очень плохо! — ответил Боамбо, не глядя на меня.
Он сидел скрестив ноги, с опущенной головой, задумчивый и мрачный. Папироса дымилась в его руке, но он забыл затянуться ее едким дымом, хотя был страстным курильщиком.
— Очень плохо! — повторил он и тяжело вздохнул. — Нет рыбы. Люди пустились ловить ящериц по обвалам. Собирают червей по трухлявым деревьям и разных насекомых. Едят только таро, ямс и уму... Дети хотят рыбы, но никто не решается приблизиться к пирогам в бухте. Народ боится крокодила.
— А почему вы его не убьете? — спросил я.
— Не можем.
— А вы пробовали?
— Да, вчера. Мы ждали долго в лесу. Наконец крокодил вылез на берег погреться на солнышке. Когда он заснул, мы неслышно вышли из леса и метнули в него копья. Они попали ему в спину и отскочили, не причинив вреда. Наконечники обломались о его твердую кожу. Тогда Арики заявил, что крокодил священный и запретил его убивать[24].
— Ну ладно, тогда я его убью.
— Как?
— Из ружья.
— Оставь! Оставь! — замахал руками Боамбо. — Если ты его убьешь, будет еще большая беда.
— Какая беда может случиться?
— Да ведь я тебе говорю, что крокодил священный. Так говорит Арики.
— И ты ему веришь, да?
— Все ему верят. И все говорят: «Если убьем крокодила, случится еще большая беда».
Как я ни старался выпытать у вождя, какая же беда может случиться, ничего не узнал. Очевидно, он и сам ничего не знал.
Как всегда, и в этом случае главный жрец действовал хитро. Он не сказал, какая беда может случиться, если кто-нибудь убьет крокодила. А беда всегда и с любым может случиться. Тебя застигла гроза в лесу, и ты укрылся под деревом. Ударяет молния и убивает тебя... Идешь по тропинке и случайно наступаешь на спящую ядовитую змею... Или случайно падаешь с пальмы и ломаешь себе ногу... При любом несчастье Арики скажет: «Ведь я ж вам говорил, что случится большая беда...» Это была прозрачная, но лукавая хитрость...
Да, главный жрец был опасным человеком. Он знал, что я могу убить крокодила из ружья и поспешил объявить его священным. Зачем? Что он опять надумал?
А крокодил со дня на день делался все более нахальным и опасным. Он не мог найти для себя достаточно пищи в маленькой бухте, и голод все чаще и чаще принуждал его вылезать на берег, а пение птиц и крики обезьян привлекали его в лес. Однажды туземцы видели, как он подкарауливал жертву в кустах, в другой раз встретили на тропинке, идущей от бухты в селение. Как раз на этой тропинке крокодил сожрал одну свинью. Тогда народ еще больше испугался. В селении наступила паника. Все заперли детей по хижинам и не пускали их наружу.
В это время Арики распустил слух, что крокодилу нужна жертва. И не какая-нибудь, а человеческая жертва. Сожравши ее, хищник сам вернется в большие воды, откуда пришел.
Так говорили Арики «белые листы». Те самые «белые листы», которые мы с капитаном выкрали из хижины главного жреца и вместо них положили вахтенный журнал яхты — так вот, эти «белые листы» ему сказали, что крокодилу нужна жертва! Не то плакать, не то смеяться на такую глупость?
Так или иначе слух о том, что крокодилу нужна человеческая жертва быстро распространился по селению. Подтвердил его и Амбо, сын вождя. Однажды он пришел ко мне встревоженный и взволнованно сказал:
— Уин-уин, Андо! Арики опять взбесился. Только что я слышал, как он говорил людям, что крокодил желает жертву. Люди его спросили, кому же быть жертвой, а Арики ответил: «Андо! Андо, пакеги гена, пусть будет жертвой. Так говорят «белые листы!..»
«Белые листы» сообщили еще, что я против Дао и не слушаю советов главного жреца. Арики много раз жаловался на меня Боамбо, но вождь защищал меня, потому что хотел сделать сыном племени и женить на своей дочери. Люди слушались Боамбо и не обращали внимания на слова Арики, а тот долго терпел и ждал повеления Дао. И вот теперь идол разгневался и решил наказать людей. Он наслал на них крокодила. Если они хотят отделаться от него, то должны крепко меня связать веревкой и положить на берегу. Крокодил сожрет меня и вернется в океан...
Я содрогнулся в ужасе от подлости Арики и спросил моего друга:
— А что говорят люди?
— Люди молчат, — ответил Амбо.
— А ты как думаешь — они согласятся подбросить меня крокодилу?
— Не знаю, — задумчиво ответил Амбо. — Все напуганы. Не решаются выйти на пирогах в океан за рыбой. Все голодают...
Черт побери! Опять я виноват в несчастье, которое постигло туземцев. Что бы ни случилось, все я виноват! Этот лукавый главный жрец умело использовал невежество других. Теперь я понял каким образом в Средние века духовенство могло безнаказанно сжигать на кострах живых, ни в чем неповинных людей...
24
Известно, что первобытные племена считали некоторых животных священными, а ацтеки, ирокезы, могикане и другие индийские племена, населявшие Северную и Южную Америку, до открытия этого континента Колумбом, считали, что они происходят от какого-нибудь из животных. Ввиду этого их роды носили названия животных и эти животные считались священными. Даже и сейчас некоторые религиозные люди в Индии считают гавиала на Ганге, обезьян и коров священными и кормят их, не извлекая для себя никакой пользы. В Индии и сейчас существуют «храмы», в которых живут обезьяны, а в некоторых городах можно увидеть корову, лежащую по середине улицы и спокойно пережевывающую жвачку, уверенную в том, что никто ее не тронет. Экипажи, велосипедисты и пешеходы — все движутся стороной, чтобы не обеспокоить «священное» животное.