— Так, так, — кивал головой Смит. — Эти люди счастливы именно потому, что удовлетворяются малым и не знают роскоши. А вы хотите приучить их спать на пружинных матрацах и иметь каждый день на столе вино и мясо. Это глупо, сэр. У меня нет ни фабрики пружинных матрацев, ни земледельческих машин и орудий.
— Речь идет не о пружинных матрацах и земледельческих машинах, — возразил я, — а о самом элементарном: о том, чтобы научить их лучше обрабатывать их землю. Дайте им с десяток топоров, ими они значительно легче расчистят лес, чем своими каменными топорами, и засеют большие пространства полезными растениями. Сейчас туземцы строят хижины. Нужно им дать не только топоры, по и молотки, и гвозди. Нужно им помочь.
Смит отрицательно покачал головой.
— Нет и нет! Дикарь — дитя природы. Любое отклонение от уклада его жизни создаст для него только излишние заботы и несчастья. Да, и несчастья, уверяю вас. Ведь человеческий глаз ненасытен. Алчность не имеет границ, сэр. Протяните человеку палец, он захочет целую руку. Знаете, что может быть, если Арики поймет, что мой пружинный матрац удобнее его твердых нар, на которых он спит? Он потребует его «взаймы» и, если я упрусь, выкинет меня из хижины, как тряпку. Пусть только дикарь узнает, что в обуви удобнее ходить, чем босому, и он стянет с моих ног ботинки среди бела дня. Вы видели, как я роздал туземцам целый ящик бус с условием работать у меня. А как они поступили? Ушли себе, даже спасибо не сказали. Нет, сэр! Ничему я не собираюсь их учить, ибо, чем больше они будут знать, тем станут опаснее. Сейчас они нас уважают и даже боятся, считая сверхъестественными существами. А если их всему тому научим, что сами знаем, обаяние и преклонение испарятся, а это ни в коем случае не в наших интересах, не так ли? Есть ли смысл тогда учить их уму-разуму? Это значит рубить ветку, на которой сидишь.
Я напомнил ему о его обещании научить туземцев культурно обрабатывать землю и получать три урожая в год — это обещание он дал Боамбо, когда тот согласился отвести ему землю под плантацию. А вот теперь он отказывался.
— Это эгоизм, — упрекнул я его.
— Нет, не эгоизм, а здоровая логика, — невозмутимо заметил Смит.
— Какая здоровая логика в том, что вы скрываете от туземцев ваши знания и опыт, которые могут быть им полезны? Даже животные помогают друг другу, а мы ведь разумные люди. Это еще больше нас обязывает...
— Никто не может меня заставить делать то, что мне не выгодно, — сердито пробурчал Смит и, повернувшись ко мне спиной, пошел навстречу капитану, шедшему из селения.
II
Мы уселись в тени у ручья. Пока Стерн набивал трубку, я рассказал ему о нашем споре со Смитом.
— Позор! — неожиданно выпалил Стерн, закурив трубку. — Люди работают и потеют, а мы уселись тут в тени и спорим об этих несчастных топорах и молотках. Разумеется, мы должны помочь туземцам. Если вы не дадите им ваши топоры и молотки, — обернулся он к плантатору, — я сам им дам, не спрашивая вас.
— Не имеете права, Стерн! — вскричал Смит, и его бледное лицо вспыхнуло.
— Не имею права? — вскипел и Стерн. — А вы имеете право валяться в тени, в то время как туземцы строят хижины и таскают с огородов ямс и таро, которыми вы питаетесь? Никто вам не предоставил такого права, сэр! Никто!
Вспышка капитана совсем меня не удивила. Хотя он и не вмешивался в наши споры с плантатором, но был справедливым человеком и терпеть не мог неправды.
Смит нервно достал из портсигара сигару, закурил ее и сказал:
— Почему вы говорите со мной таким тоном, Стерн? Почему вы меня обижаете?
— Постойте! — прервал его капитан. — Я не все еще сказал. С завтрашнего утра мы начинаем работать. Будем помогать туземцам. Мы дадим им топоры, молотки и гвозди и научим, как ими пользоваться, а когда построим им хижины, начнем нашу лодку. Да, сэр, сделаем лодку — это я твердо решил. Большую парусную лодку. Ведь туземцы нам помогут? — обернулся ко мне капитан.
— Конечно, помогут, — ответил я.
— Так... Мы построим большую парусную лодку, Первым делом сделаем на ней прогулку по океану на несколько дней. Объедем остров. Я вас научу управлять лодкой. А потом, как задует юго-восточный или юго-западный муссон[25], поднимем парус и скажем: «До свидания, остров Тамбукту!»
— О, это совсем другое дело! — воскликнул Смит. — Раз так, я согласен.
— А вы? — обратился ко мне капитан.
— И я согласен. Только вот... в какую же сторону мы поплывем?
— Это мы решим позже, — ответил капитан. — Если пойдем на восток, достигнем острова Суматра или Ява. Если отправимся на запад — попадем или на группу островов Чагос, или на Сейшельские острова, или прямо в Африку — на Танганьику, в Занзибар, Момбасу или Могадишо. Направление будет зависит от того, куда задует ветер, когда лодка будет готова. Конечно, я предпочитаю Африку, потому что Египет находится в Африке. Я хочу попасть к моей дочери в Александрию...
— Но Ява и Суматра ближе к Тамбукту, чем Африка,— возразил Смит.
— Это верно, — согласился капитан. — Но не всегда кратчайшим путем скорее приходишь к цели. Кроме того, мы не знаем, что происходит на Яве и Суматре. Не забывайте, что, после захвата Пирл-Харбора, японцы устремились к Сингапуру. А от Сингапура до Суматры рукой подать. Не исключена возможность, что они уже заняли эти острова. А мне что-то не хочется встречаться с японцами. Лучше попасть в далекую Африку, в дикие леса Мозамбика, чем к самураям. Итак, дорогие друзья, за дело! Прежде всего давайте посмотрим, какие у нас есть инструменты. Идемте!
Мы отправились в селение. По дороге капитан все время возбужденно говорил о предстоящем путешествии. Кровь моряка снова закипела в его жилах. Он примирялся с тихой и спокойной жизнью на острове Тамбукту только временно. Однообразие уже ему надоело, и он снова готовился поднять парус. Отцовские чувства влекли его в Египет, в Александрию, где жила его маленькая дочь, а мы со Смитом мечтали о наших родинах. Смит хотел снова попасть в Англию, в свой мир, а я хотел вернуться в мою родную Болгарию. Ничего, что враги заливали ее кровью — я был убежден, что это не будет продолжаться вечно. Войне должен быть конец, и конец только один — победа. Победа народа над темными силами. Тогда я смогу возвратиться домой свободно, не как блудный сын раскаивающийся и молящий о прощении, а полный юношеской энергии и воли к новой жизни...
III
На другой же день мы раздали туземцам топоры, молотки и гвозди и вместе с ними начали строить хижины. Работа спорилась. Туземцы быстро воспринимали все, что мы им показывали, и с удивительной ловкостью управлялись и с топорами, и с молотками, и с гвоздями. Вначале они очень удивились нашим инструментам, а когда поняли что к чему, дружно принялись за дело. За две недели все новые хижины были готовы. После этого мы начали строить нашу лодку. Капитан выбирал наиболее прочные деревья, туземцы рубили их топорами, очищали от веток и распиливали на доски продольными пилами. Мы с капитаном и Смитом все время переходили от группы к группе и показывали что делать: как пилить доски, как их сгибать дугой, пока они еще сырые. После этого мы начали строить корпус лодки. Скоро на поляне, на которой мы работали, появился и самый корпус — восьми метров длины и трех ширины — таковы были размеры нашей будущей лодки.
Через месяц лодка с мачтой была совсем готова, с парусом из пальмовых листьев. Его сплели женщины так, как они плели рогожи, только что наш парус был больше.
Наконец наступил день, когда мы должны были спустить лодку на воду. Это было чрезвычайно трудно — целых три дня, с утра до вечера, мы передвигали ее на деревянных валиках к берегу, подпирая с боков, чтобы не перевернуть. В конце концов наступил и долгожданный момент — лодка была на воде и спокойно покачивалась на волнах, Оставалось сесть в нее, поднять парус и тронуться в путь...
Но мы отложили наше путешествие. Нужно было хорошо подготовиться, запастись достаточным количеством пресной воды и провизии, а перед этим мы решили объехать остров. Это плавание в течение нескольких дней было необходимо для того, чтобы испытать лодку и обучить нас со Смитом управлять ею.