Выбрать главу

Но как раз, когда лодка была уже готова, наступил большой праздник. Мы отложили путешествие на неопределенное время.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Охота на людей. Новое столкновение с Арики. Туземцы захватывают пленного для жертвоприношения.

I

Боамбо пришел ко мне в хижину и еще с порога крикнул:

— Вставай, Андо! Идем на охоту!

Я читал книгу, лежа на нарах. Он впился в нее глазами, и лицо его сразу помрачнело. Книга, вероятно, напомнила ему белые листы Арики.

— Вставай! — повторил он, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу. — Подходит большой праздник. Сегодня охота должна быть успешной.

И Зинга, и Амбо, и Боамбо часто рассказывали, что большой праздник продолжается три дня и три ночи. Первые двое суток проходили в танцах и веселье на зеленой поляне у берега океана, а третий был особенно торжественным, как бы венчающим праздником: это был день свадеб. По обычаю племени свадьбы праздновались только раз в году, на большом празднике, и чем ближе подходил этот день, тем больше волновалась молодежь. Волновались парни, но не девушки. Ни одна девушка не беспокоилась, что может остаться незамужней. Такой опасности не существовало, потому что женщин на Тамбукту было меньше, чем мужчин. Кроме того, женщины исполняли все полевые и домашние работы — копали на огородах, сеяли ямс, таро и бататы, плели саронги, рогожки, корзины и сети, месили тесто из плодов хлебного дерева и пекли небольшие лепешки, готовили пищу, нянчили детей, а мужчины ходили на охоту и ни о чем другом не заботились. Жена была опорой хозяйства. Если какая-нибудь женщина оставляла своего мужа и возвращалась к родителям, хижина мужа приходила в запустение. Ввиду этого женщины были в особом почете, и ни одна девушка, даже самая уродливая, не боялась, что останется без мужа. Случалось обратное — никудышные парни трудно находили себе жен. Чем молодой человек лучше охотился, чем больше убивал кро-кро во время большой охоты, чем храбрее вел себя во время сражения с вражеским племенем, тем более желанным мужем был он для каждой девушки. Амбо мне говорил, что на прошлогоднем празднике много девушек пожелали выйти за него замуж, но он всем отказывал, потому что любил Канеамею и решил ждать, пока она станет совершеннолетней. Я поинтересовался, случается ли так, что молодой человек не находит себе девушки, которая согласилась бы выйти за него замуж.

— Случается. Ни одна невеста не хочет выйти замуж за трусливого и ленивого парня, — ответил Амбо.

Трусливые и ленивые не были в почете на Тамбукту, и все над ними издевались. Такой юноша может завоевать уважение людей или проявив себя на большой охоте, или похитив девушку из другого племени. Но похищение девушек — очень трудное и опасное дело, потому что на огородах, где работают женщины и девушки, всегда есть охрана с копьями и стрелами. Похищение девушек с полным основанием считается делом большой доблести, и если оно удается молодому человеку, о его подвиге рассказывают чуть ли не всю его жизнь. «Он храбрый мужчина, — говорят о нем, — он украл жену из чужого племени».

Последние несколько дней я только и слышал от туземцев: «Большой праздник подходит! Подходит большой праздник!» Все были радостно возбуждены. Но почему мрачен Боамбо? Что случилось?

— Что случилось? — спросил я его. — Собираешься на охоту и не радуешься. В чем дело?

— Плохая охота, — вздохнул вождь. — Вчера мы не могли поймать ни одного бома.

— Какого бома? — удивился я.

— Ты не знаешь? Нужно захватить человека из племени бома.

— Зачем?

— Чтобы принести его в жертву Дао.

— В жертву? Дао?

— Да, — кивнул головой Боамбо. — Для большого праздника нужна жертва. Таков обычай.

— Плохой обычай, — возмутился я. — Это совершенно не допустимо! Убивать человека ради деревянного идола! Это ужасно, тана Боамбо! Ты не должен допускать таких вещей.

— Если мы не захватим человека из какого-нибудь вражеского племени, — сказал Боамбо, — Дао рассердится на нас. Прогонит рыбу из большой воды и иссушит деревья в садах. И ямс, и таро... Не станет рыбы, не станет плодов, ни таро, ни ямса... Так говорит Арики.

— Опять этот Арики! — с возмущением крикнул я. — Ему нужны человеческие жертвы. Это преступление, тана Боамбо? Ты понимаешь? Большое преступление!

И я начал убеждать вождя отказаться от такой позорной «охоты», но он даже не слушал меня. «Таков обычай», — было единственным его возражением, которое ничего не значило для меня, но для него — все.

Я сел рядом с вождем и еще настойчивее начал его убеждать, что убийство людей — преступление. Каждый человек, какого бы он ни был племени, имеет такое же право на жизнь, как и все остальные люди. Приношение в жертву живого человека — такое же убийство, как все другие убийства, даже хуже. Убить врага, когда он на тебя нападает, чтобы поработить твой народ — твое священное право и долг. Но схватить невинного человека и принести в жертву деревянному идолу — такое варварское убийство ничем не может быть оправдано. И я постарался отговорить вождя от подготавливаемого нападения.

Вражда между бома и занго возникла по какому-то фатальному недоразумению. Оба племени должны перестать враждовать между собой. Должны заключить мир. Я стану посредником и устраню все недоразумения между ними. Лучше им жить в дружбе и помогать друг другу, чем враждовать и заниматься взаимным истреблением...

Но Боамбо только покачивал головой и твердил: «Таков обычай». И он мне поведал, что вчера его охотники попытались подкрасться к огородам племени бома, но вернулись с пустыми руками. Племя бома охраняло единственную тропинку, которая вела с берега океана в селение в горах, и никого не пропускало пройти по ней.

— Ты должен нам помочь, — сказал, вставая, Боамбо. — Сегодня мы опять попытаемся. Иди с нами.

— Не пойду! — крикнул я с возмущением. — Я никогда не буду участвовать в подобном преступлении. Советую и тебе не ходить.

Боамбо скорбно покачал головой и промолвил:

— Я должен идти. Я тана и не могу остаться сидеть в тени хижины, когда мои охотники идут на охоту.

— Вели им не ходить, — посоветовал я. — Запрети.

— Я не могу им запретить. Таков обычай... Ну, пойдешь?

— Нет, не пойду!

— А белый пакеги пойдет,— сказал Боамбо.

— Какой белый пакеги? — встрепенулся я.

— Тощий Шамит. Арики говорит, что он хороший и храбрый человек.

Значит, и Смит замешан в эту грязную историю! А почему бы и нет? Ведь он утверждает, что язык ружей интернационален... Еще в начале, до того как он сошел на остров, он советовал, чтобы мы стали па сторону племени занго и покорили остальные племена. И вот теперь его час пробил...

— Пойдем к Смиту, — сказал я вождю и вышел из хижины.

II

Я застал плантатора в его хижине. Он был уже одет в охотничий костюм и заряжал ружье. Увидев меня, он смутился, повернулся ко мне спиной и начал собирать патроны, разбросанные на нарах.

— И вы идете на охоту? — спросил я его.

— Почему мне не идти? — ответил плантатор с притворным равнодушием. — Помогу племени как могу и чем могу.

— Но ведь это преступление, сэр! Дело идет о человеческой жизни!

— Жизни дикаря, — невозмутимо заметил Смит.

— Но племя бома будет защищаться! Я хорошо его знаю и уверен...

— Это его право, — холодно сказал Смит.

— Но это означает войну! — закричал я.

— Что вы орете? Я не глухой!

— А что прикажете мне делать? Спокойно смотреть, как убивают невинных людей? Вы культурный человек, сэр. Вместо того, чтобы убедить туземцев отказаться от этого варварского похода, вы их поощряете вашим участием в нем.

Только теперь Смит повернулся ко мне и твердо сказал:

— А зачем мне их разубеждать? Раз они верят в то, что человеческая жертва принесет счастье племени, что я могу иметь против этого? Я не безбожник, сэр. Не мое дело вмешиваться в религиозные обряды племени, а тем более в дела Арики. Он главный жрец, и все его слушаются. А что я представляю для этих дикарей? Ничего! Круглый ноль... Белый человек с луны — ха-ха!