— Ну, прошу кушать без стеснения, — сказал хозяин, принимаясь за еду.
Голодные гости тут же последовали его примеру.
На каждой тарелке лежал сбоку маленький ломтик хлеба.
— Хлеба у нас мало, — сказал хозяин, — извините, а вот рыбы сколько угодно.
«Итак, он здесь не один, — подумал про себя Цветков. — Да кто же он, наконец?»
Слова хозяина о том, что хлеба на острове мало, смутили Гущина. Но есть хотелось сильно, и он отложил свои сомнения до другого раза. Очевидно, Цветкову тоже стало неловко.
Не совсем искренним движением он, не прекращая еды, немного отодвинул от себя тарелку. Хозяин это заметил.
— Да вы не стесняйтесь, — сказал он. — Проголодались вы, конечно, сильно, а пищи у нас вполне достаточно. Вот потом посмотрите мое хозяйство и убедитесь. Если захотите, и сами примете в нем участие.
Гущин вспыхнул. «Что, ему кажется — мы тут жить останемся?» — подумал он, но промолчал.
Хозяин, не вставая с места, выдвинул ящик стола, вынул из него стеклянную трубочку, заткнутую пробкой, и высыпал на стол шесть маленьких пилюль.
— Комбинация витаминов, — пояснил он. — Фруктов у нас почти нет, овощей не так уж много, — это очень хороший набор. Я в течение десяти лет испытываю его на себе, своих сотрудниках и детях. Суточная порция — две штуки.
— Десять лет! — воскликнул Гущин. — Да в чем же тут, наконец, дело?
Женщина вошла снова. На этот раз в тарелках аппетитно дымилось вареное мясо, тут же лежал гарнир: алые помидоры и мелко нарезанный зеленый лук.
«Неплохо, — подумал Гущин. — Какой-то необитаемый остров в Арктике, а подают говядину и свежие овощи».
— Нравится мясо? — спросил хозяин.
— Очень! — ответил Цветков. — Но это, кажется, не говядина…
— Вы правы, — подтвердил хозяин, — это мясо белого медведя.
Короткий северный день уходил, сгустились сумерки. Хозяин встал и подошел к двери. Щелкнул выключатель, вспыхнула под потолком яркая лампочка.
— А я думал, вы здесь освещаетесь какими-нибудь коптилками из ворвани! — воскликнул Гущин. — Откуда вы получаете энергию?
— Вот что, — сказал хозяин, — это утомительно для вас будет, если я вам буду рассказывать. Сегодня еще отдохните, а завтра сделаем экскурсию по острову, я вам покажу все хозяйство. Так и начнете свое знакомство с новым местожительством.
— Но мы не собираемся оставаться здесь надолго, — вежливо сказал Цветков. — Мы вам бесконечно благодарны за гостеприимство, не говоря уже о том, что, по-видимому, обязаны вам жизнью, — и все же нам нужно возвращаться.
— Или продолжать путешествие, — добавил Гущин.
— Куда возвращаться? Какое путешествие? — спросил хозяин.
— Какое путешествие — этого в двух словах не объяснишь, — сказал Цветков, — а возвращаться домой, в Москву.
— Зачем? — спросил хозяин, и в голосе его прозвучала недружелюбная нотка.
Гости опешили.
— То есть, как «зачем»? — воскликнул Гущин. — Зачем люди стремятся на родину?
— Разная бывает родина! — резко сказал хозяин.
Лицо его стало жестким и словно покрылось тенью. Он махнул рукой и, не сказав больше ни слова, вышел из комнаты.
Глава 6. Она, она!
Гущин и Цветков, ошеломленные, безмолвно смотрели друг на друга.
— Ну, Юрка, кажется, влипли, — сказал Гущин.
— Похоже, — согласился Цветков.
— К сумасшедшему попали.
— Тише! — Цветков подошел к двери, послушал. — Во всяком случае, — понизив голос, сказал он, — если и сумасшедший, то очень практичный. Смотри, как он устроился. Дом, прислуга, хорошая пища, даже электричество.
— Но что ж это за остров? — нетерпеливо сказал Гущин. — И как попасть на Большую землю?
— Наверно, завтра узнаем, — успокоил Цветков.
— А если он не захочет отпустить нас? Что тогда делать? — тревожился Гущин.
— Надо бежать!
— На чем бежать? На щепках, что остались от нашего катера? И в какую сторону?
Гущин взглянул на свою левую руку. Часов не было. Очевидно, они разбились при аварии, а ремешок снял хозяин, когда делал перевязку.
На руке Цветкова тоже не было часов. Наверно, их постигла та же участь.
— Да… — сказал Цветков, — неизвестно, ни который час, ни даже какое число и месяц — кто знает, сколько времени мы носились по морю и долго ли были без сознания!
Он огляделся — календаря нигде не было видно.
— И радио не слышно, — сказал Гущин. — Должен же здесь быть передатчик! Надо нам, наконец, связаться с людьми!
— Ну, положим, если он не захочет, не свяжешься, — возразил Цветков.
— А может быть, не такой уж это необитаемый остров? Может быть, здесь целый город?
— Не похоже. Он держится так, как будто он тут полновластный хозяин.
— Но не один же он тут живет, вроде Робинзона! Вот женщина какая-то… И он говорил о сотрудниках.
— Я думаю, для такого сложного хозяйства обязательно нужны люди. Ну, завтра, наверное, так или иначе все узнаем…
— Это еще неизвестно! И потом — жди до завтра!
Уже совсем стемнело, и незанавешенное окно выделялось на фоне освещенной комнаты черным бархатным прямоугольником, испещренным крупными мерцающими звездами.
— Смотри, Лева! — сказал Цветков, взяв друга за руку и подводя к окну.
Вдали на небе проступила бледная световая дуга. Она постепенно разгоралась, звезды около нее меркли.
— Полярное сияние, — почему-то шепотом сказал Цветков.
Он на цыпочках подошел к выключателю и погасил лампу.
Дуга на небе разгоралась все ярче и ярче. Она протянулась от края до края горизонта. В ней горели и переливались разные цвета — пурпурно-алый, изумрудно-зеленый, темно-синий, оранжевый. Вот внизу зажглась вторая дуга, поменьше, как бы вложенная в первую, такая же яркая и многоцветная. Третья и четвертая, одна под другой — рдеют, синеют, желтеют большие и малые дуги, а по краям извиваются гигантские блистающие разноцветные фонтаны огня и рассыпаются брызгами… Исчезли звезды. И вот уже все небо залилось многоцветным сиянием. Оно волнуется, трепещет, по нему бегут цветные волны, его пронизывают длинные лучи, будто чьи-то блистающие гигантские пальцы. И вдруг лучи рвутся, рассыпаются, словно клочья огненной ленты.
И внезапно картина меняется. Нет дуг, нет лучей, нет световых волн. Огромные огненные завесы ниспадают с неба, дрожа, извиваясь, сворачиваясь в спираль и вновь расправляясь. Их бахромчатые края непрерывно колеблются — ослепительное сияние наполняет мир.
И — полное безмолвие. Ни единого звука. Все огненное великолепие совершается в глубочайшей, словно навсегда ненарушимой тишине.
Ярко освещена даль. Но странно: нет снежной белизны. Серая даль, а там, в глубине, какие-то неровные возвышения, и от них ложатся пляшущие тени.
Но вот сразу все поблекло. Исчезло кипящее море пламени. Опять ночь, и непривычно крупные звезды вздрагивают в черном небе, и тянется через него раздваивающаяся пепельная полоса Млечного пути.
Цветков подошел к двери, нащупал выключатель. Зажглась по-будничному лампа, и свет ее показался скучным, мертвым.
— Я много читал о полярных сияниях, — взволнованно сказал Гущин, — и представлял их себе, но пока сам не увидишь…
Глаза его влажно блестели, он весь был под обаянием только что виденного феерического зрелища и забыл о невольном заключении, о странностях хозяина, о невозможности возвращения. Так всегда у него быстро менялись настроения, и Цветков подумал в эту минуту, что по возбужденному лицу Гущина можно принять его за больного Базедовой болезнью. Он знал, что у Гущина ее нет, но решил про себя: «Очевидно, есть люди, у которых содержание в крови гормона щитовидной железы меняется более резко, чем у других, — и Лева такой. Надо будет поговорить об этом с Рашковым, как он думает».
Дверь тихо открылась, и вошла давешняя женщина. Возможно, она предварительно постучалась, а друзья не расслышали.