— Я не предвидел, что так получится, — сознался Таусен. — Помните, я вам сказал: «Не то еще увидите». Работу по созданию гигантов я закончил только недавно и не все учел. Отто как был преданным псом, так им и остался, а в кошках после резкого увеличения размеров сразу проснулись инстинкты хищников. Ведь кошки менее привязчивы, чем собаки. Они не стали сидеть дома — разбежались по острову. Их стал мучить голод. А на кого они могли здесь охотиться? Разве на леммингов? Когда они были обыкновенными кошками, это их удовлетворяло. А что значит мышь для такого зверя? Или даже песец?
— Вы кормили их гипофизами? Или впрыскивали гормон гипофиза? — осведомился Гущин.
— Как вам сказать… В основном ваше предположение недалеко от истины, но это вовсе не так просто. Я работал над этим десять лет. Конечно, я имею дело с гипофизами. Мне удалось выяснить, что гормоны гипофизов некоторых морских млекопитающих отличаются исключительной активностью. Я воспользовался и другими эндокринными железами — в общем, применял сочетания разных желез. Но я не кормил ими животных и не впрыскивал им гормонов. Это дает сравнительно слабый результат, так как гипофизарный гормон роста разрушается в организме пищеварительными соками. И потому я делал иначе. В одних случаях я прибегал к трансплантации… то есть пересадке желез. Я нашел такую комбинацию гипофиза с другими железами внутренней секреции, которая дает наибольший эффект.
— Вы этих кошек с собой привезли? — продолжал спрашивать Гущин.
— Ну, что вы! Они уже были бы дряхлыми. Это третье поколение, как и Отто. Но опыты я начал еще с их родителями и, как видите, кое-чего добился!
Москвичи невольно переглянулись. Таусен заметил это, насторожился. Тогда Цветков резко переменил разговор.
— А какой умный пес Отто! — заметил он. И шутливо прибавил: — Он даже русский язык понимает. Вы к нему обращались по-русски в лаборатории, и он вас великолепно понял.
Таусен рассмеялся:
— Он интонации прекрасно чувствует и понимает. Еще маленьким щенком он проявил большие способности и привязанность ко мне. Я с ним был жесток: оперировал его для экспериментов — правда, под наркозом, но все же у него сохранились неприятные воспоминания об операционном столе и инструментах. Но он был уж очень подходящим экземпляром для опытов… И они дали, как видите, значительный результат…
Глава 14. Таинственные выстрелы
После обеда, когда за окном сгустились сумерки и в комнате зажгли свет, Таусен признался, что очень устал от ночных событий и сегодняшней охоты.
— Да и вам, мои молодые друзья, не мешает отдохнуть.
— Послушай-ка, — сказал Гущин Цветкову, как только они остались одни, — зачем ты дал мне знак молчать?
— Когда это? — не сразу понял Цветков.
— Когда я чуть не сказал о наших гигантах.
— А зачем? Сам увидит. Тогда это будет убедительнее. Ведь ему кажется, что он неслыханную вещь сотворил. И вдруг так его разочаровать! Нельзя же без подготовки — десять лет он был оторван от мира…
— Ты, пожалуй, прав.
— Ну вот. А тогда это будет нагляднее, и, главное, огорчение смягчится радостью, что он опять в широкой человеческой среде, что сможет работать вместе с большими учеными.
— Ты убежден, Юра, что мы скоро будем там и что он отправится с нами?
— Безусловно. А ты?
— И я тоже убежден.
Внезапно Цветков схватил Гущина за руку, глаза его потемнели.
— Что ты, Юра! — удивился Гущин.
Цветков приложил палец к губам, делая знак молчать.
И тогда они услышали слабый, отдаленный звук выстрела.
— Это второй, — шепнул Юрий. — Скорей на крыльцо!
Они выбежали из дома. Морозный ветер слегка пощипывал лицо.
И вдруг в тишине со стороны бухты раздалось еще несколько смягченных расстоянием выстрелов.
— Кто может там стрелять? Ведь наши все дома, — удивился Гущин.
Он бросился в дом, схватил ружье, вернулся и выстрелил подряд три раза. И снова, словно в ответ, со стороны бухты донеслись три негромких выстрела.
— Да ведь это люди с Большой земли! Люди, Юрка! — закричал Гущин.
Он обхватил приятеля и закружил его. Выбежал на крыльцо Таусен. В большом доме вспыхнул свет. Оттуда бежали саамы.
— Что случилось? — встревоженно спросил Таусен.
— Люди, люди с Большой земли! — громко повторил Гущин.
— Да, это, очевидно, так, — сказал Таусен, когда ему объяснили, в чем дело.
И новым для него, взволнованным и резким тоном добавил:
— Мы сейчас отправимся им навстречу. Может быть, они дают сигнал и им нужна помощь?
Гущин с трудом сдерживал дрожь. Ему показалось, что у него под меховой шапкой зашевелились волосы.
Возбужденно переговариваясь, выбежали саамы.
Таусен отдал им распоряжения и скрылся в доме.
Через несколько минут Таусен, Гущин и Цветков были готовы. У крыльца их ждала группа вооруженных саамов.
Не успели они отойти от дома, как их нагнал еще один человек. Таусен осветил его фонариком. Москвичи с удивлением узнали Ганса. Правда, Таусен накануне сказал им, что рана Ганса не тяжела, и все же они не ожидали так скоро увидеть его на ногах.
Между Гансом и Таусеном произошел короткий разговор. Речь Ганса была так выразительна, что Цветков и Гущин поняли ее без труда: он настаивал, чтобы его взяли с собой, и при этом энергично двигал правой рукой, показывая, что она не болит. Но Таусен не согласился. Ганс, опечаленный, повернул к дому, а маленький отряд быстро направился к бухте.
— Да неужели они не двигаются? — возмущался Гущин. — В чем дело, не пойму!
Долго шли они молча, шагая в ногу, вглядываясь в даль.
Наконец между холмами засинело мере. На беспредельной синеве ритмично вспыхивали белые барашки.
Люди прошли между холмами и вышли к бухте. Теперь вода стояла высоко — был прилив. Печальная развалина судна «Мария» чуть колыхалась на прибрежных волках. А неподалеку от нее, вплотную к суше…
— Да это ракетоплан! — крикнул Гущин сдавленным голосом.
От машины поднялся человек и пустился бегом к ним навстречу с криком «ура».
Гущин первый бросился обнимать незнакомца и, не рассчитав своих движений, повалился вместе с ним на землю.
Незнакомец быстро встал и помог подняться Гущину. Он был очень молод — вряд ли старше двадцати лет. Вздернутая верхняя губа придавала ему мальчишеский вид. Он был строен и крепок. Приветливым и в то же время недоумевающим взглядом смотрел он на островитян.
Гущин обернулся к Таусену; он видел впервые, как оживилось его лицо, засверкали глаза. Цветков молча взял руку Таусена, сжал ее, ощутил ее дрожь.
Саамы тоже с волнением смотрели на пришельца.
Юноша почувствовал неловкость от загнувшегося молчания.
— Кто вы такие, товарищи? — спросил он.
Дорогой нетерпеливый Гущин несколько раз уходил далеко вперед, но каждый раз Таусен сердито кричал ему вдогонку, чтобы он не отрывался от группы.
«Где они? Ждут у самой бухты или идут навстречу? — думал Гущин. — Может быть, они уже совсем близко — в темноте не видно, и через несколько минут или даже секунд мы с ними встретимся!»
Подойдя к Таусену, он поделился с ним своими соображениями.
— Повторите сигналы! — сказал Таусен.
Гущин на ходу вскинул винтовку и трижды выстрелил. Ветер, ровный, настойчивый, дул в сторону бухты. Через несколько секунд оттуда раздались три отчетливых выстрела — они звучали слабо, издалека.
— Видно, они и не думают двигаться к нам! Что их там держит? — с досадой говорил Гущин.
— Придем — увидим, — лаконически возразил Таусен.
Гущину хотелось броситься бегом, но он решил не сердить больше Таусена и с трудом сдерживал себя. Цветков почувствовал его состояние.
— Потерпи, Сурок, — шепнул он ему, — немного осталось.
Небо на востоке стало сереть. Начиналось утро. Медленно заалел на пасмурном небе восход невидимого за облаками солнца.