На экране видеофона появилось полное лицо Рашкова, его белокурые седеющие, зачесанные назад волосы, голубые смеющиеся глаза.
— Ну-ну, — скороговоркой произносит Рашков, — я не хочу говорить о моей радости — ведь вас считали уже погибшими…
— А искали все-таки? — улыбнулся Цветков.
— Как же не искать! Люди-то наши! — смеется Рашков.
— Вы знаете, Николай Фомич…
— Все знаю, — перебивает Рашков, — и про Таусена, и про остров, и про чудовищ…
Цветков изумился, но потом сообразил, что донесение Петрова, очевидно, сейчас же транслировалось. Ну что ж, тем лучше — не надо повторять…
— Скоро увидимся, и все расскажете подробно, — говорит Рашков.
— А где увидимся? — спрашивает Цветков.
— Я вас буду ждать здесь, если, конечно, хозяин вашей машины не возражает и поднимет вас за облака.
— Хозяин машины не возражает, — вмешался в разговор Петров. — Только это будет еще не сегодня — мне надо познакомиться с островом: здесь, оказывается, целая колония.
Но тут терпение Гущина подошло к концу, и он встал в дверях кабины. Цветков и Петров посторонились и спустили его. Гущин прежде всего соединился с редакцией. Но, к его большой радости, там тоже новости уже знали.
— А подробно обо всем по приезде, — сказал заведующий отделом. — У вас, наверно; материала на целый ряд очерков.
— Даже на роман! — уверил Гущин.
Теперь можно поговорить с близкими. Но родных у Гущина нет, его близкие — это его товарищи и друзья.
Отец его погиб на фронте во время Отечественной войны, а мать и сестра умерли от голода в Ленинграде во время блокады. Самый близкий и дорогой его друг — Лена. Она работает в Мичуринске. Скоро он увидел ее на экране — она стояла в оранжерее, у ветки, усыпанной гигантскими плодами. Лена подняла голову, и вдруг такая волна света залила ее круглое, курносое лицо, что Гущин сощурился, как от солнца.
— Лева, — сказала она тихо, с глубоким вздохом облегчения, — жив, ты жив!
— А ты думала, что мы погибли? — спросил Гущин.
— Ни минуты не думала, — упрямо ответила Лена, сдвигая брови.
— Почему? — удивился Гущин.
— А я знаю: вы не такие, чтобы погибнуть! — почти сердито ответила она.
— Неужели, если бы не звери, мы могли бы еще долго не знать, что вы находитесь на острове? — спросил Гущин Петрова, когда все они направились к жилью.
— Что значит долго? На рассвете мы бы дали сигнал.
— Да, но до рассвета мы бы еще часа четыре не знали о вашем присутствии.
Будь я на вашем месте, я бы, как приземлился, тут же дал залпов десять сигнальных!
— Я не уверен был, что вы так чутко спите, и мы могли бы даром патроны истратить, — отшучивался Петров. — И к тому же, что такое четыре часа? Мы вас неделю ищем.
— Но в кого же вы все-таки стреляли у бухты?
— Сам еще не знаю, но во что-то крупное, — ответил летчик. — Радиолокационный аппарат показал нам неизвестный остров, и мы решили обследовать его. Нам понравилась бухта… Мы сели у самого берега и включили прожектор. Вдруг на нас напали какие-то водяные чудовища. Мне показалось, что они величиной со слонов. Их было несколько. Их, кажется, привлек и разъярил свет прожектора. Мы погасили его. Но звери не унимались.
— Как же вы стреляли в темноте? — спросил Таусен.
— Мы ведь перед этим только что их видели, а они так велики, что по ним трудно было промахнуться. Во всяком случае, после наших выстрелов они исчезли — или пошли ко дну, или удрали. А я боялся, как бы они не повредили машину: у них громадные острые бивни.
Объяснения Петрова внезапно были прерваны раздавшимся сверху мощным шумом, оглушительным хлопаньем. Все подняли головы. Очень низко над ними, не быстро и тяжело, летела какая-то необыкновенная птица огромных размеров — пожалуй, не меньше страуса.
Петров выхватил из кобуры револьвер и выстрелил. Но шум чудовищных крыльев заглушил выстрел. Птица пролетела еще немного и тяжело грохнулась на землю.
Когда люди подошли к ней, она лежала на боку, с подвернувшимся крылом. Пуля Петрова попала прямо в сердце.
— Да это гусь! — воскликнул Петров. — Только увеличенный в десятки раз.
Скажите, пожалуйста, — обратился он к Таусену, — эти чудовища водятся на вашем острове?
— Нет, они здесь не водятся, — ответил Таусен, — но происходят они отсюда.
— Ну, тогда я ровно ничего не понимаю! — растерянно сказал Петров.
— Они здесь не водятся, — повторил Таусен, — это я обыкновенных гусей превращаю в таких.
— Хоть убей, не понимаю! — еще раз повторил Петров.
— А нам вы ничего не сказали об этих птицах, — упрекнул Таусена Цветков.
— Я вам сказал, — ответил академик, — не то еще увидите. Разве мало вы увидели за неделю? Я не задумывался о смысле своих экспериментов, — продолжал он, — а теперь начинаю разбираться: громадные тигры нам принесли только ненужные хлопоты, а вот гуси — это, пожалуй, полезно…
— Какие здесь могут быть тигры? — удивился Петров.
— Ну, мы вам еще о них расскажем, — ответил Цветков.
— Э, значит, тут и впрямь нужна осторожность! Но тогда жаль бросать такую отличную гусятину — ее тигры съедят.
— Тигров уже больше нет, — успокоил Таусен, — но мясо, конечно, съедят песцы или лемминги. Правда, мы в мясной пище не испытываем недостатка…
— Но это уж очень лакомое блюдо, — заметил Петров, который, как страстный охотник, не любил бросать добычу. — Впрочем, оно, видно, не пропадет…
В самом деле, юноши-саамы уже сложили из винтовок нечто вроде носилок и взвалили на них убитую птицу. Отряд двинулся дальше. Дорогой Петрову успели о многом сообщить: о судьбе Таусена, о том, кто такие саамы, что это за остров и как попали сюда Гущин и Цветков.
— Так, может, водяные чудовища — тоже дело ваших рук? — спросил Гущин Таусена.
— Думаю, что вы не ошибаетесь, — сказал ученый. — Это, очевидно, моржи.
— Вот уж верно, — шепнул Юрию Гущин, — изобрел громоотвод и открыл таблицу умножения!
Но Цветков сделал своему другу страшные глаза и, чтобы Таусен не обиделся на шепот, обратился к нему с вопросом:
— Каким же образом вы увеличили моржей?
Таусен ответил:
— Здесь я действовал так же, как и с другими животными, из которых вырастил гигантов, — путем трансплантации.
Через Таусена как переводчика саамы расспрашивали Петрова о том, как летают на ракетоплане.
Жители острова до сих пор никогда не видели такой машины.
Петров обещал им завтра же показать ее и объяснить устройство.
Таусен выразил твердое желание вернуться на Большую землю и прежде всего отправиться в Советский Союз, познакомиться с Рашковым и другими советскими учеными.
Утром, как ни хотелось Петрову осмотреть остров, прежде всего ему нужно было направиться к бухте — сменить Иринина и лично по радио обо всем доложить.
Когда он стал собираться в путь, оказалось, что с ним хочет идти почти все население острова. Гущину и Цветкову тоже не сиделось на месте.
Присоединился к ним и Таусен. Арне вызвался сменить Иринина на вахте у ракетоплана. И всем остальным саамам тоже не терпелось ознакомиться с устройством этой удивительной машины.
Дома остались только Эрик, чтобы следить за силовым хозяйством, и двое самых маленьких ребят, которых Марта и Амалия поручили его заботам.
Отправились, когда еще было совсем темно.
Рассвет застал их на полдороге. На острове начинался редкий для поздней осени безоблачный день.
Петров предложил островитянам осмотреть машину внутри. Она была очень велика, и все могли поместиться в ней. Летчик прочел своих гостей по всем помещениям. Он показал им места для пассажиров, для груза, радарную установку, кислородные приборы, ознакомил с основными принципами управления.
Для Гущина и Цветкова все это было уже не в новинку. Но Таусен был очень заинтересован. Он сказал:
— Да, человечество шло вперед, а я засел на острове. Были дикари, которые жили на отдаленных островах. Культура развивалась, а они оставались почти на уровне каменного века. И я сам себя поставил с положение такого дикаря.