Последнее, что удалось ему видеть, была ее шляпа, украшенная ягодами черешни и птичками. Она величаво плыла над толпой и медленно, но неуклонно приближалась к выходу со стадиона. Время от времени над ней поднималась ручка тетушкиного зонтика, описывала в воздухе несколько кривых линий и ныряла, куда-то вниз. Затем Франтика оттерли в сторону, и больше он ничего не видел.
Удалось ли тетушке Каролине благополучно выбраться на улицу? Франтик не сомневался в этом ни минуты. Тетушка наверняка сумеет пробить себе дорогу к отелю «Виктор-Эммануил».
Речь шла о том, как бы и ему туда попасть. Но он не хотел явиться туда с пустыми руками.
На какое-то время толпа вокруг Франтика поредела, и он обнаружил, что находится в нескольких шагах от двери в гардеробную.
Прошмыгнуть внутрь Франтику ничего не стоило. Там было почти совсем темно, и ему пришлось с минуту подождать, пока глаза его не отвыкли от яркого солнечного света. Наконец он нашел то, к чему стремилось его сердце. В углу лежала груда чемоданов. Один из них принадлежал тетушке. Франтик сразу его узнал. Ну да, вот тот, с крепкой коричневой ручкой.
Он понимал, что времени терять нельзя. Быстро схватил чемодан и выбежал вон. К счастью, дорога была свободна, так что через несколько минут он очутился у ворот стадиона.
Франтик шагал наугад. Спрашивать дорогу у него не хватало смелости. Рубашка мальчика на спине разорвалась, кепку он давно потерял. Брел он переулками; завидев на горизонте блюстителя закона, прятался в холодные, темные подъезды невысоких домов; когда ноги отказывались служить, присаживался на старые ящики, валявшиеся около заброшенных складов. И с каждым шагом остатки мужества и уверенности покидали его, уступая место безнадежности.
Неожиданно перед ним выросло какое-то большое здание. Франтик остановился в изнеможении, у него не было сил поднять глаза. А когда наконец он поглядел вверх, то увидел перед собой отель «Виктор-Эммануил».
Забыв всякую осторожность, он вошел в вестибюль, объяснил привратнику, кого он ищет. И услышал в ответ, что тетушка Каролина полчаса назад отбыла из отеля со всем своим багажом, чтобы поспеть на океанский пароход «Алькантара», отплывающий в Сингапур.
Через полчаса Франтик был в триестском порту. Солнце только что закатилось, море потемнело, и высокие борта заморских теплоходов, высившиеся над набережной, стали похожи на мрачные крепостные стены.
«Алькантара» стояла в самом конце мола, готовая к отплытию. Пассажиры толпились у перил на левом борту, из толстой приземистой трубы вылетали тяжелые, черные клубы дыма, трап, соединяющий палубу с берегом, уже опустел. Где-то на этом огромном судне, одинокая, окруженная страшными опасностями, затерялась тетушка Каролина…
Франтик, крепко сжимая ручку чемодана, ступил на трап. Никто не остановил его. Ведь это был всего-навсего маленький оборванец, который нес забытый кем-то чемодан.
Трап сняли, и судно отшвартовалось. Казалось, что оно не двигалось с места. Но вот пространство между его бортом и молом начало шириться, судно медленно поворачивалось кормой к городу, а носом в открытое море.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ,
в которой Франтик выслушивает трогательный рассказ о жизни Джона Смита
«Алькантара» – судно водоизмещением тридцать две тысячи тонн, на его трех палубах разместились: дансинг, кинозал, бассейны для взрослых и младенцев, больница, крокетная площадка и зимний сад, не говоря уже о ресторанах, салонах для курения и тому подобных мелочах. Для того чтобы каждый порядочный гражданин Британской империи мог чувствовать себя на теплоходе как дома, не хватало только ипподрома, музея и палаты лордов.
Но Франтику здесь не нравилось. И вовсе не потому, что он не являлся гражданином Британской империи. Просто это стальное чудовище ни капельки не было похоже на настоящий корабль. Куда ему до «Святой Лючии», на которой дядюшка Бонифаций избороздил чуть ли не все моря мира! Вот это корабль! Он имел и мачты, и паруса, и крепкие деревянные перила; на палубе, вкусно пахнущей дегтем, высилась рубка помощника капитана, хорошо видная со всех сторон, а из камбуза пана Иннокентия, чуть поднимется ветерок, распространялся по палубе соблазнительный запах лука и копченой ветчины. Как только ветер усиливался, «Святая Лючия» встряхивалась, кокетливо подставляла свои бока волнам и весело, словно танцуя, летела вперед. «Святая Лючия» никогда не молчала. Правда, в хорошую погоду голос ее был не громок. Зато каким мощным становился он в бурю, когда ей приходилось отражать бешеные атаки моря! Грубые голоса матросов, властная команда дядюшки Бонифация сливались в неумолчном Хорс с какими-то таинственными, тревожными звуками. Паруса вздувались, хлопали, точно орудийные залпы. В снастях что-то угрожающе свистело тонким голоском. О борта с гулким грохотом разбивались волны, нос корабля резал водяную стену, и все уголки на «Святой Лючии» наполнялись страшным, глухим ревом.
Вот это корабль! На нем все было как следует. А на «Алькантаре» – шиворот-навыворот. Все как есть. Вместо четкой и резкой команды капитана сверху доносится шум джазовой музыки. Не суровые, обветренные лица матросов видит, к своей досаде, перед собой Франтик, а бледные лица стюардов и горничных, озабоченно снующих по палубе. А на том месте, где на «Святой Лючии» стоял у котла, широко расставив ноги, с черпаком в руке, пан Иннокентий, заботливо старавшийся влить свежие силы в измученных матросов, на «Алькантаре» сидел жалкий скрюченный человечишко с радионаушниками, которому полагалось вылавливать из эфира вести о том, что цена бушеля пшеницы упала на четыре цента, тогда как пенсильванская нефть поднялась на шесть пунктов. Там, где пираты, скаля желтые зубы и стуча кулаком по волосатой груди, грозились пистолетами дядюшке Бонифацию, на «Алькантаре» помещалась парикмахерская. А вместо мачты, стройной, упругой, с укрепленными на головокружительной высоте легкими марсами, здесь тянется к небесам какая-то уродливая стальная жердь, так же похожая на мачту, как кочерга – на стройный ствол кокосовой пальмы.
Франтик поглядел на небо. И когда увидел, как чайка с испуганным и жалобным криком метнулась прочь от клубов черного дыма, валивших из трубы, пришел к окончательному выводу, что никогда не будет лежать его сердце к «Алькантаре». Если бы можно, он бы тотчас убежал отсюда. Но сделать это никак нельзя. Во-первых, теплоход находился уже далеко в открытом море, во-вторых, где-то в его недрах томилась тетушка Каролина, и каждая миля неудержимо приближала ее к роковому концу в виде котла людоедов. На этом огромном стальном чудовище, называемом «Алькантарой», разыскать тетушку было труднее, чем найти иглу в стоге сена.
Спросить кого-нибудь? Но кого? Правда, палуба кишмя кишела мужчинами и женщинами, но почти все они походили на принцев Уэльских и королев Елизавет: не удивительно, что Франтик сомневался, знают ли они Каролину Паржизекову из Глубочеп. Было еще одно обстоятельство, несколько озадачившее Франтика. В глазах пассажиров, невольно обращавших на него внимание, отражалось изумление и крайнее недовольство. А одна маленькая девочка с прелестно завитыми локонами, увидев его, вскрикнула в страхе и с плачем бросилась в объятия своей мамы. Сначала Франтик не мог сообразить, в чем дело. Но случайно взглянув на рукав своей рубашки, откуда вылезал голый локоть, на рваные тапочки с торчавшими из них грязными пальцами, он сразу все понял.
Только теперь до него дошло, какой необдуманный шаг он совершил, поднявшись на палубу этого проклятого теплохода в столь неподходящем для путешествия виде. Правда, его костюм удобен, легок и прост. Франтик был убежден, что если бы ему вздумалось прокатиться на пароходе, ну, скажем, от Браника до Ярова, то он не услышал бы ни одного замечания со стороны пассажиров. Но взгляды пассажиров «Алькантары» были, очевидно, совершенно иными. Догадка вскоре подтвердилась: в конце палубы неожиданно появился мужчина в морской форме. Увидев Франтика, он сердито фыркнул и, угрожающе сжав губы, решительным шагом направился прямо к нему.