Конрад не шелохнулся.
– Ну прощайте, – весело вздохнула Маргарита. Она уезжала обратно в столицу, к мужу и брату, увозя на плечах чёрную шаль, подаренную Анной – очень та шла к её серебристому демисезонному пальто. Вообще она сегодня была на редкость удачно накрашена и причёсана – на неё стоило в последний раз взглянуть.
Конрад спасался чтением.
Из «Книги понятий»:
На новой земле Землемер (так он отрекомендовался сверстникам из гетто) не спешил учить местный язык и вообще чему-либо учиться. Он ловко прикрывался своим статусом инвалида, чтобы игнорировать призывы ведомства труда и занятости. На получаемое им социальное пособие он перво-наперво записался в качалку и в клуб восточных единоборств. В последний его не хотели брать из-за хромоты, но он настоял, обвиняя тренеров в дискриминации. Спустя каких-то полгода узкоплечий тщедушный подросток превратился в мускулистого подтянутого юношу. Кроме того, он стал своим в тусовке праздношатающихся выходцев из Страны Сволочей. Сверстникам импонировали его бесстрашие, его нахальство, его жестокость – качества, которых до происшествия в рощице родного города в нём никто и не подозревал. Он смело вступал в боевую схватку со своими бывшими земляками и дрался не до первой крови, а пока мог стоять на ногах. Это вызвало уважение у местного коновода сволочной молодёжи, Помещика, который приблизил Землемера к себе и поручал ему организацию всех внутренних разборок. Не один шрам украсил лицо молодого человека в эти месяцы, но они оказались ему как нельзя к лицу.
Спустя полтора года после прибытия на новую Родину состоялась сходка тинейджеров – выходцев из Страны Сволочей, на которой Землемер попросил слова, и Помещик ему слово предоставил.
– Пацаны, – обратился к братве Землемер, – доколе мы будем расходовать нашу энергию в бессмысленных стычках друг с другом? У нас есть общее дело и общий враг. Местная молодёжь смотрит на нас как на опасных конкурентов, как на нежелательных пришельцев, претендующих на рабочие места и девочек, которые по праву рождения якобы должны принадлежать ей. И действительно, таким правом они обладают. Но права не дают, права – берут, и мы должны загнать местную молодёжь, сытую и трусливую, в подобающие ей границы. Мы обязаны потеснить аборигенов с мест их тусовок, должны показать, кто в районе хозяин, должны заставить их бояться нас и оставить попытки переделать нас по их политкорректным лекалам. Я предлагаю объявить местному юношеству войну. Кто меня поддержит?
Поддержали Землемера все. Все давно привыкли к тому, что местные жители держат их за людей второго сорта и не пускают их в неформальную табель о рангах. Другое дело, что когда дошло до конкретных действий, далеко не все приняли в них участие, убоявшись здешней неподкупной полиции и возможной потери льгот и щедрот, не слыханных в родных краях. Но самые отчаянные и самые неприкаянные тинэйджеры из числа бывших граждан Страны Сволочей охотно вступили в открытую конфронтацию с зажравшимися местными и начали «гасить» и «месить» их по любому поводу. Сначала пришлось пережить немало неприятных минут – местные, естественно, были в большинстве и за счёт количественного перевеса до поры до времени одерживали верх в битвах. Но со временем охоту драться с бывшими сволочами у них отбивал инстинкт самосохранения – те без раздумий пускали в ход не только кулаки, но и ножи, арматуру и кастеты, а кроме того стараниями тех, кто наиболее преуспевал на языковых «интеграционных» курсах, сволочной братве удалось сплотить вокруг себя юношество других диаспор, выходцев из Азии, Африки и Восточной Европы. Вскоре Помещик сделался руководителем обширного межэтнического молодёжного гэнга, и тот постепенно прибрал к рукам окрестные дискотеки, молодёжные клубы и места общественных гуляний. Отныне там звучала только зарубежная, по преимуществу сволочная музыка. Аборигены либо вообще перестали посещать эти заведения, либо ходили в них организованными табунами, стараясь держаться вместе и вовремя смываться по окончании мероприятий.
Увы, так продолжалось недолго – в один прекрасный день Помещик был арестован за хранение наркоты и нанесение серьёзных увечий полицейскому. В отсутствие непререкаемого лидера разгорелась борьба за освободившееся свято место, и межэтнический гэнг погряз во внутренних разборках и борьбе за власть. Новые лидеры были начисто лишены харизмы Помещика, и постепенно места общественного пользования вновь были запружены беззаботной и безобидной местной молодёжью. Землемер в эту пору не чурался участвовать в междоусобицах, но на первые роли не рвался. Отныне он не только самозабвенно качался и боролся, но и налёг на местный язык, смекнув, что его незнание только ограничивает свободу его действий. А на действие он вскоре отважился серьёзное.
Мать его к тому времени расплевалась и разошлась со своим суженым коренной национальности и какое-то время прозябала на разовых работах, рискуя на всю жизнь засесть на «велфер», как здесь называли социальное пособие. Но однажды ей подвернулась фартовая синекура: её приняли домработницей в зажиточную аборигенскую семью.
Семья состояла из двух человек – бездетной супружеской пары. Муж был по профессии «хаусвайф», в переводе с местного – домохозяйка; впрочем, чёрную работу он возложил на плечи землемеровой матери, а сам всецело предался любимым занятиям – выращиванию экзотических кактусов и разведению зверюшек, занесённых в красную книгу. В этом он оказывал посильную помощь своей очень занятой работающей жене-профессорше. Пока муж кормил, поил, одевал раритетных животных, обучал их языкам и гражданским премудростям, профессорша заседала в президиумах, митинговала, преподавала и писала книги – всё на тему исправления природы: чтобы никто никого не ел. Только синтезированную еду. А для замораживания численности популяции она считала необходимым запретить всему живому плотскую любовь, заменив оную духовной. Стерилизовывать и в нужных количествах клонировать. Сегодня это было ещё не совсем осуществимо, и редкостной живности разрешалось в известных пределах множиться, но в близком завтра целью человечества провозглашалось полное искоренение насилия из природы.
Неискоренённое насилие поджидало чудаковатое семейство в их же собственном доме: сын домработницы в один прекрасный день передушил и передавил всех выращенных в этих стенах реликтовых зверушек и сжёг их останки, чтобы нечего было клонировать. После этого он обычным рашпилем зарезал прибежавшего на запах гари мужа-хаусвайфа и нанёс многочисленные ранения жене-профессорше. Но полиция в новой стране обитания Землемера работает оперативно: залитую кровью горе-пацифистку успели спасти, а организатора и единственного исполнителя массовой резни препроводили в политкорректную каталажку.
На суде обвиняемый произнёс проникновенную речь о радикальном понижении статуса человека в современном обществе и «экологическом мракобесии». Переводил её очень хороший судебный переводчик, и она стала достоянием общественности. К тому же выяснились обстоятельства прежней жизни преступника, в частности, происшествие в губернской рощице, после чего он стал объектом сострадания всей своей новой родины. К тому же, до совершеннолетия ему оставалось ещё два месяца. Принимая во внимание смягчающие обстоятельства, дали ему всего четыре с половиной года, которые он отбывал в одиночной камере. Впрочем, в камере он по большей части только ночевал; остальное время новоявленного зэка уходило на изучение местного языка, тренинг по кун-фу под руководством лучшего китайского тренера, тягание железа, чтение общеразвивающих книг из обширной тюремной библиотеки и работу в тюремном живом уголке. Особенно много Землемер возился со змеями, чтобы преодолеть врождённый страх перед ними. Его регулярно навещали мать и друзья-соратники по молодёжной группировке, а также социальные педагоги и священники.