По замёрзшему морю приезжала на Остров рябая почтальонка Мария. На собаках привозила газеты за весь осенний период.
Войска Южного фронта успешно держат оборону на жизненно важных артериях, снабжающих Столицу картофелем и героином. Правительство объявило всеобщую мобилизацию в связи с ощутимыми потерями в федеральных ВС. Потери мятежников исчислению не поддаются – в районе деревни D*** 24 октября зафиксировано сплошное кровавое море площадью более 500 гектаров. В связи с недостатком обычных боеприпасов федеральные силы вынуждены использовать химическое и биологическое оружие.
Боевой дух воинов-федералов не сломлен. Так, в районе разъезда C*** для бойцов проведена грандиозная дискотека с широким привлечением женского населения окрестных деревень; обошлось двумя погибшими и девятью ранеными.
Пенсионеры столичного региона обречены на голодную смерть. Каждая их попытка дойти до продраспределителя заканчивается нападением агрессивных групп несовершеннолетних, которые отбирают у стариков и старушек все приобретённые продукты. Попытки возбудить уголовные дела на корню пресекаются родителями подростков, подносящих взятки следователям и полиции. Нападения стаек детей от 10 до 13 лет на только что отоварившихся пенсионеров зафиксированы и в других регионах. До суда ни одно подобное дело не дошло.
В Z*** за истекшее лето обрушились, в связи с обветшанием, 11 жилых домов. Заведены уголовные дела; версии терактов исключаются. Пополнение жилого фонда затрудняется из-за низкой квалификации строительных рабочих – большей частью, выходцев из южных регионов.
В Столице де-юре распущена ассоциация библиотек; сами библиотеки де-факто закрылись одна за другой – из-за отсутствия читателей и желающих работать в книгохранилищах за гроши.
Вместе с тем все редкие и ценные издания, по данным редакции, разворованы и проданы за границу. В последнее время библиопираты охотятся за книгами, изданными сорок – пятьдесят лет назад: они уже сделались раритетными.
Подобная судьба постигла и архивы. Лишь Центральный Архив Органов Внутренних Дел (ЦАОВД) ещё продолжает влачить своё существование, но и в нём уже не осталось заслуживающих внимания документов. Главными расхитителями, как обычно, выступают сами сотрудники Архива.
В Атлантическом союзе прошли празднества, посвящённые десятой годовщине легализации гомосексуальных браков. Во всех крупных городах стран Атсоюза прошли детские гей-парады, финансируемые из муниципальных бюджетов. Население городов приветствовало марширующих детей флагами и транспарантами. В столицах стран – членов Атсоюза – проведены балы для гомосексуальных пар; их транслировали в прямом эфире все ведущие телеканалы. Президент Атлантики Ленгстон Нкогва обратился к танцующим с торжественной речью, в которой пообещал искоренять последние пережитки гомофобии и добиться роста регистрации однополых браков, так как семейные ценности для демократического общества – превыше всего.
СЕЗОН ТРЕТИЙ
ЗИМА
13. Не Человек
Зима – такое время, когда даже закоренелые романтики, что земли ногами не касаются, перестают ждать всадников.
В жаркие страны свалила в отпуск синяя птичка. Сладко дремлет подо льдом золотая рыбка. Надёжна охрана у заточённой в хрустальный дворец заколдованной царевны. Балом снежинок правит Снежная Королева, дама, чуждая сантиментов; метафизическим холодом веет из-под её заиндевелых ресниц. Муж её, озорной позорник воевода Мороз щиплет заблудшие души за облупленный нос.
Чахоточные романтики – фанатики лишений и страданий – покорно гасят фонарики. Массами мрут они в нетопленых мансардах. Удел уцелевших – каталепсия. Мышление заторможено, либидо понижено, кровь в жилах створожена. Тревожность притуплена, обострён лишь хронический гайморит. Образ жизни – медвежье-берложный. Сквозь окно в узорчатом кружеве глядим завороженно на осторожное скольжение замороженных прохожих в неуклюжих одёжах. За окном то мятежно-вьюжно, то нежно-белоснежно. Сглажены острые углы – природа стремится к округлости форм.
Зимой мир не нуждается в инъекциях нашей фантазии, он – есть наша фантазия. Уютная ирреальность радиаторов, каминов и батарей превращает нас в правоверных солипсистов. И на кой чёрт сдались нам эти всадники? Нет смысла навострять уши… разве что лыжи. Нет смысла вглядываться в безнадёжную даль… разве что в бездонную глубь собственного «я». Овчинка выделки не стоит… и небо-то с овчинку, кажется…
В это время года золотушный заморыш в полушубке овчинном и больших рукавицах милей сердцу, чем огнесердый рыцарь в сверкающих латах. И обязанности химерических крылатых коней исполняет даже не Сивка-Бурка, даже не Конёк-Горбунок – дай-то Бог протрюхает лядащая лошадёнка, везущая хворосту воз. Зимой хворост – лучшее лекарство от любых хворостей. И хлеб насущный – Духа Святого насущней. И не столь актуален Свет Небесный, как лампочка Ильича или лучина.
Зима ведь. Время лежать на полатях, класть зубы на полку, сосать лапу. Время истощения любых дерзаний. Любое воплощение на точке замерзания.
И сквозь призму солипсизма, в коллапсе каталепсии не распознать, что наидерзейшие замыслы латентно, подспудно зреют себе под белым покрывалом. Невдомёк нам, что тёплая журчит вода под толстым слоем льда. И до нас не доходит, что в лесу, под корягами хороводят гномы под музыку Грига. И что под сугробами эльфы варят эль и брагу. И на блошиных тройках лихачат под подушками тронутые тролли.
Теперь на беспризорном Острове Традиции остался один-одинёшенек – Конрад Мартинсен – не из породы закоренелых романтиков, обычный заземлённый злюка. Он не имел намерений призирать ни за Островом, ни за Традицией, и никаких вообще.
Ему леняво даже натопить печку – куда проще присесть между двух перегревшихся калориферов, правда, их усердной службы едва хватает для создания плюсовой температуры в зоне непосредственного с ними соседства. И потому одет он в костюм мародёра из легионов Наполеона, отступающих по смоленской дороге. Шинелишка трещит от обилия поддетых свитеров, своих и хозяйских, рукав несёт отметину партизанской пули – задел однажды локтём за гвоздь. А-ля шотландская юбка подвязана бесформенная рогожа. Насилу разношенные стоптанные валенки, на два размера меньше нужного, тщетно просят каши. Неизлечимое горло обмотано махровым полотенцем покойного Профессора. Профессорскую же вязаную шапку приходится придерживать при каждом колебании корпуса – та едва прикрывает ширящуюся плешь. На обожжённые морозом фиолетовые уши спадают немыто-перхотные пейсы, страховидное мочало бороды согревает подбородок. Был, говорят, такой славный джигит Самсон, вся его силища заключалась в волосне да бороде. Да напрасно ждать прилива сил – Конрад не Самсон. Грудь впалая, спина колесом. Это зовётся – уёбище. Куда бы уебать от самого себя?
Когда-то он белой завистью завидовал тем, кто способен высидеть хотя бы полчаса, не поведя бровью, не моргнув глазом, не шевельнув губой, не кашлянув и не покачнувшись – точь-в-точь как истые волосатые эзотерики, нашпигованные дзэном. Ныне он сутками именно так и просиживал, забывая позавидовать самому себе.
И думалось Конраду: вообще-то конечно всё не так то есть не то чтобы совсем не так а несколько иначе но понятное дело в известных пределах а принимая во внимание что всё-таки где-то это как раз таки так то вполне допустимо что приемлема и другая версия если не закрывать глаза на то что в любом случае имеет место и то и то да и это играет определённую роль таким образом получается что выступают некоторые нюансы а значит общая картина несколько меняется а порой даже и существенно да вот только с другой стороны имеет смысл принять в расчёт что безусловно и тут до какой-то степени не до конца всё ясно а если может быть как будто и ясно то опять же отнюдь не очень-то всё но из этого следует что в принципе хотя бы у кого-то на сей счёт возникли кой-какие сомнения а коль скоро таковых не то чтоб чересчур но в общем-то пожалуй достаточно позволительно сделать предположение что исходить при прочих равных не возбраняется уже как-то совсем из другого да только при условии что нет никаких гарантий что так это так а ни в коем случае не этак да так вот просто значит здесь оно тут когда бы не того и по иронии судьбы и вовсе-таки по иной причине а как очень вдумаешься на каком-то этапе и так и растак и перетак и в ту самую душу и к той самой матери и если уж на то пошло в то самое место и трах-тарарах и трам-тарарам и тирьям-тирьям и попросту к чертям и позор и срам и Грядущий Хам и настоящий Хам и невидимый храм и великий бедлам и всякий прочий хлам и шум и гам и азербайджанский мугам и 116 пополам и растащили по кускам и пошло по рукам и отсюда вывод –