Кривенькое деревце с многопалыми чешуйчатыми листочками есть, как выяснилось впоследствии, туя, редкий гость в краях нашенских. Неказистая она и высоченная двуствольная голубая ель представляли собой главные раритетные древеса на участке. Между ними были насыпаны крутогорбые камни, как в ботанических садах – чего Конрад, не будучи ботаном, опять же не ведал.
Далее справа от дорожки простирался огородец, главный кормилец местных жителей. Что на нём росло, Конрад не понял, да и рановато было для всхода вершков.
Между грядок на корточках ползала Анна. Волосы закрывали ей лицо, и она Конрада не заметила.
– Доброе утро, – попытка громко крикнуть, но звук, который уже раз совершенно не пошёл. Потоптавшись на месте, Конрад решил, что от второй попытки целесообразно отказаться вовсе.
И прежние хозяева, и сами Клиры пестовали свои здоровые тела, чтобы не испарился здоровый дух, и тут был сооружён маленький стадион: турник, где стойками служили стволы деревьев; брусья; самодельные тренажёры. Конрад подошёл к одному из них, потянул на себя пружину и сразу же пожалел об этом: как-никак почти полгода настукало после дембеля.
Чтó здесь Конраду понравилось, так это густые заросли папоротника вдоль забора – этого ветерана эволюционного движения он почему-то признал.
Здесь вообще вспоминалось, что корни наши в докембрии, что папоротник – наш прапапа, и прамама – мамонт, и дай Бог, чтобы из наших органических останков лопух вырос широкий и сочный.
Да, в общем, Конрад попал туда, куда хотел.
Он неспешно побрёл обратно.
А ещё на участке Клиров было до фига различных времянок. Одна из них оказалась кладбищем механизмов. Его содержимое удовлетворило бы запросы целого рабочего посёлка в запчастях. (Кстати, Анна не гнушалась «толкать» нуждающимся в оных когда то, когда это, когда через знакомых барыг, когда и сама)
Сыновья клировского тестя, «технари» (один дотла сгорел на работе, другой перебрался в другое полушарие) маниакально стаскивали сюда рухлядь со всяких помоек и складов – списанные телевизоры, разбитые мотоциклы, раздраконенные компьютеры – и в кратчайшие сроки реанимировали их. Умелых рук и смышлёной головы посредством.
Да и сам профессор во время оно, до всяких оттепелей свой трудовой путь начинал слесарем, горбатился на Великих Стройках и даже факультет прикладной физики закончил, а после прикладывал куда ни попадя свою физику, не стесняясь призрака отца своего, теоретика-лингвиста, почём зря загубленного на лесоповале. Однако гуманитарные гены таки взяли своё, и прежде чем встать на скользкую правозащитно-диссидентскую стезю, Иоганнес Клир переквалифицировался в историки (когда ещё было возможно легальным путём получить два высших образования).
Ну а сейчас, когда профессору и подавно не до распредвалов и микросхем, в сарае хозяйничает Стефан. День-деньской сидит он там, верхом на раскалённом паяльнике, и всё подряд ремонтирует. С его появлением в доме Клиров начались чудеса: загорелись лампочки, зарокотал холодильник, встали на место покосившиеся двери. Пришёл бы в себя и телевизор, только Стефан до него пока не добрался – он ведь и на себя работал: эквалайзер уже собрал, например.
Сидит Стефан, азартно ковыряет инструментом, и вдруг видит: шкандыбает по дорожке вчерашний Ишак С Педалями, такой же скорби исполненный, горем убитый.
– О! Какие люди! – заголосил Стефан. – Как почивать изволили? Петушки давно пропели.
– Здравствуй, – сказал Конрад с видимым неудовольствием.
– Что мы такие кислые-распечальные? Ан случилось что? Мышки спать не давали?
Конрад беспомощно переминался с ноги на ногу.
– Ну не плачь, дядя, я тебе игрушку сделал. – Стефан проворно нажал клавишу конрадова магнитофона, и тот вполне чисто и достаточно громко заиграл доисторический шедевр полузабытой группы «Дорз».
– Спасибо, – только и мог вымолвить Конрад.
– На «спасибо» не опохмелишься. Ну да я великодушен и большего не потребую. – (Конрад протянул сигарету без фильтра, но Стефан отвёл его руку и сам угостил клиента сигаретой «Верблюд» по лицензии фирмы «Кэмел»). – Да там делов-то всего было: транзистор заменить да головку протереть… Я думал музончик твой заслушать, да только всё старьё такое, отстой, уши вянут. А ты «Флайинг кондомз» или Зейнаб Фортюно часом не держишь?
Конрад таких не держал. Этих суперстаров нахваливали первогодки в армии, и было ясно, что дерьмо непотребное, но сказать об этом вслух язык не поворачивался: с мистическим ужасом взирал Конрад на всемогущего тинэйджера – этот желторотый шибзик как-никак обладал неким эзотерическим знанием о процессах, происходящих во чреве самодвижущихся электронных монстров, оставшихся для Конрада ужасной в своей непознанности тайной.
Много слов хранит голова, привычная к кроссвордам, да вот только как бы соотнести их с предметным миром? Вот что это за страхолюдная бомбища валяется у полураскрытой двери сарая? Нешто это трансформер? Или трансформатор? Конрад только трансформаторную будку смутно мог себе представить.
– Приятный у вас садик, – он попробовал сменить тему.
– Да, да, – сказал Стефан. – Клёво тут. Если учесть, что хозяйка со всей фазендой одна управляется, отпад полный.
– Одна?
– Ну, меня вот запрягли. И прошлым летом мы с сеструхой помогали. А сейчас сеструха в столице закрутилась.
– Мда… мгм… а… послушай, садовод… а что во-он там? – Конрад показал в сторону клумбы.
– Где?
– Ну такие… фиолетовые, круглые…
– Це примулы, – важно объявил Стефан.
– А вот это?
– Да це ж флоксы, – Стефан, как положено знатоку, надул щёки.
– А это?
– Сие есть в своём роде знаменитое растение ирис. Не путать с конфетами.
Конрад понимающе шлёпал губами и тут же забывал, что как называется.
– Да тут вообще заповедное такое местечко. Не всё ещё потравить успели. Слышь – птички. Где ты ещё услышишь птичек? У нас вон даже белки водятся.
Ну да, белки – не от слова «белые». Рыжие; ушки с кисточками.
– А урла у вас водится? – вдруг спросил Конрад.
Стефан цокнул языком – впервые из уст Ишака С Педалями прозвучал дельный и резонный вопрос.
– Плодится и размножается, – он смачно харкнул.
– К вам поди лазают?
– Когда я здесь, не лазают. Мой авторитет их парализует, – пошёл выёживаться Стефан. – А в прошлом году только я свалил – тётушке Анне одни корешки оставили, вершки с собой унесли. Зачем, думаю? – Не подругам же дарить…
– А вы капканы ставили? – спросил Конрад.
Это было задумано как острота, но Стефан решил, что занудливый гость после секундного озарения опять впал в маразм.
– Боюсь, в этом году тоже всё прахом пойдёт. Опять пожалуют, разляляи, – задумчиво сказал он, скорее сам себе.
– Значит, некому, говоришь, работать? – Конрад попытался поймать верный тон.
– Ась?
– Работать некому, говорю.
– Да ты зенки раскрой – в доме разруха. Каждая дощечка требует капремонта. Хозяйка одна это не подымет. Так что засучивай рукава, впрягайся. Тут руки нужны. Умелые мужские руки. – И выставив вперёд ловкую длинную кисть, стал загибать музыкальные пальцы. – Забор чинить. Умеешь чинить забор?
– Не умею чинить заборы.
– Непохвально, – покачал головой Стефан и загнул указательный палец. – Шифер менять. Умеешь класть шифер?
– Не умею класть шифер.
– Это минус. Электропроводка никуда не годна. Умеешь чинить электропро…?
– Не уме… На это электрики есть.
– В век электричества каждый должен быть электриком. Недочёт в воспитании, – средний палец прижался к ладони. – Яблоньки надо окапывать. Копать можешь?
– Да. Ещё могу не копать, – слабая попытка сопротивления с целью поставить точку.
– А мусор выносить умеешь?
– Ещё как.
– Во-о! А как насчёт дырки в газовых баллонах запаять?
– Не знаю, не пробовал.
– Стыдно, в ваши-то года, господин вне традиции, – осклабился Стефан, переходя на учтивое «вы». – Пока я жив, имеете шанс пройти ликбез…