И это были блаженнейшие дни: когда чужое страдание переполняло тебя до краёв. И интроверсия твоя непреложная давала трещины, и в эти трещины проникало чувство причастности к чему-то большему, чему-то внеположенному тебе, и ломились в бреши войска не-тебя, но воевать шли они словно бы где-то в чём-то даже за тебя, потому что ты был захвачен их походами и перестроениями. Маршировали легионы и фаланги, батальоны и дружины, ржали кони, трубили боевые слоны, лаяли адские псы и заливались райские птицы. Били тамтамы, свистели флейты, гудели фанфары, вплетаясь в полифонию Музыки Сфер, выстраивая прихотливые лады и звукоряды, сплетаясь в случайные созвучия и проходящие аккорды, тяготеющие, впрочем, к единой, хоть и неслышной тонике. А по силовым линиям и гравитационным каналам вихрились сгустки майи и фата-морганы, иллюзий и аллюзий, ассоциаций и ассонансов, скользя и утанцовывая к невидимому центру. К Великой Пустоте, роднику и хранилищу бесчисленных смыслов.
И Конрад устремлялся, увлекался, вписывался в эти орнаменты и туманности, по-медвежьи отплясывая свою нехитрую, но нехилую партию. Барахлила дыхалка, заплетались ноги, крýгом шёл вестибулярий – ан в хороводе всеобщего угадывались просветы и паузы для сольных поскакиваний Конрада. Прыг-скок, тритатушки-тата, ни одна блоха не плоха, сами с усами…
Господи! Какая экстраверсия нужна для усвоения традиции! Какое безостаточное перевоплощение в героев прошлых столетий, какое полное растворение в отживших своё дерзаниях и догматах, какое глубинное погружение в мёртвые лексемы и заглохшие фонемы! А вишь ты – отстегнув сознание да отключив контроль, можно тем не менее протиснуться поближе к центру зала, к центру бала, к центру вселенского концерта…
Кто правит балом?
Главное – не спрашивай.
Нет, нет, нет – ведь ты не хотел быть ни президентом компании, ни героем войны, ни серийным убивцем. В тщетных тщедушных мечтах своих ты хотел быть странствующим бардом, менестрелем, миннезингером а-ля Ганс Сакс или Боб Дилан, ты хотел быть площадным акробатом, не обязательно – канатоходцем… так, кувыркателем, народным увеселителем. Так покувыркайся на страницах книг из анналов Волшебной Комнаты, из запасников Острова. Вспомни юность.
Ночи напролёт – беседы с Кафкой, Гессе, Воннегутом, полузапретным Кьеркегором под комментарий Летова Егора. Так вот и сейчас: погуторь с Махабхаратой, окликни Альбертуса Магнуса, брось кости с И Цзин. Поиграй в бисер, покуда волны сопредельных морей не захлестнули Остров Традиции.
А когда наскучит, надоест, настоебенит – возьмись за Книгу Понятий и рахитичным инфантильным почерком неуспевающего пятиклассника перепиши в неё очередную главу из Приключений Землемера. Прикоснись к современности, к ещё не затухшему до конца недавнему дню, определяющему день нынешний:
Из «Книги понятий»:
За убийство Стива Бэнкса и вдовы Дэвидсон Землемеру светило пожизненное. Правда, арестовать злодея было не так просто – под его началом значилось несколько десятков стволов, и полиция передала дело в спецслужбы, которые рьяно принялись разрабатывать спецоперацию.
Но когда, наконец, толпы броненосных спецагентов ворвались в загородный сквот бунтовщика – а Землемер был именно бунтовщик, а не простой уголовник – их взгляду предстало жалкое зрелище: несколько обкуренных подростков и столь же обкуренных девиц. Поскольку лёгкие наркотики в стране были с недавних пор легализованы, инкриминировать этим безопасным тинэйджерам что-либо серьёзное не представилось возможным. Всё оружие куда-то подевалось, как куда-то подевались и совершеннолетние фигуранты нового «дела Землемера». Спецслужбы в свободном мире не привыкли громить крупные вооружённые бандформирования, и потому провал операции был легко объясним.
Ничего не оставалось как отлавливать членов банды по одному. Они даже стали иной раз попадаться, сплошь представители коренной национальности – но что серьёзного могли им вменить в вину? По всем данным, оба убийства совершили иммигранты – а вот те-то как раз как сквозь землю провалились. У них, конечно, было много друзей и родственников, да и просто сочувствующих, но за сочувствие по законам свободного мира в тюрьму не сажают. Сам Землемер и его ближайшие подручные с горизонта исчезли.
Интерпол разнервничался, переживая за честь мундира, но вскоре всё самым прозаичным образом объяснилось. Оказалось, что Землемер и группа приближённых к нему боевиков воспользовались открытостью границ между отдельными странами и беспрепятственно добрались до родной для них Страны Сволочей. Пограничная служба была, очевидно, подкуплена – и негодяи давным-давно инфильтрировались в родное пространство, в котором давно были наслышаны об их подвигах и существовало немало кругов, готовых приютить героев Зарубежья и оказать им всемерную поддержку.
Вскоре в свободном мире получило распространение видеообращение Землемера, текст которого также был напечатан в многочисленных листовках: «Ваши дни сочтены, – писал преступник номер один. – Ваше зажравшееся и прогнившее общество вскорости будет уничтожено мощной волной с Востока, вот только сначала мы наведём надлежащий порядок на нём самом». Пока полиция безуспешно пыталась выявить источники рассылки видеокассет и листовок, аналитики сходились в том, что Землемер и его присные пополнили обширные ряды сволочного криминалитета и включились в борьбу за передел собственности и власти на своей исторической родине.
Не прошло и месяца, как сводками о деяниях Землемера в Стране Сволочей запестрели и тамошние газеты. Сначала один за другим были жестоко убиты – не убиты, а скорее замучены – все соученики главаря по земучилищу в N **. Затем банда организовала в губернии серию разбойных нападений на инкассаторов. А затем в своём славившемся неприступностью особняке был ликвидирован самый богатый человек края. Землемер не таился, дерзко «засвечивался», оставляя свою подпись – изображение змеи – на каждом новом трупе. Вскоре слава его перешагнула границы губернии, и к нему примыкали сотни и тысячи новых сторонников – преимущественно молодёжь из беднейших слоёв населения.
Регулярные войска долго не смели выступить против Землемера, так как его воинство вскоре составило чуть ли не всё мужское население родной губернии. Популярность народа Землемер снискал робингудовскими акциями вроде налётов на дома и офисы коррумпированных чиновников и неправедных судей, в ходе которых в помещениях уничтожалось всё живое, а имущество нещадно экспроприировалось. Именно родственники погибавших вместе с работодателями секретарш и уборщиц поначалу составили некоторое число недовольных – но Землемер сначала нашёл способ замирять их, делясь частью добычи, а затем стал наносить более «точечные» удары по народным захребетникам. Поначалу деятельность Землемера привела к анархии и безвластию в губернии, так как никто не решался занимать начальственные посты, но затем атаман стал назначать на руководящие должности своих людей. Если же кто-то из них бывал уличён в вымогательстве или излишней пристрастности, карающая десница атамана тут же безжалостно настигала его. Сам Землемер в стремлении к роскоши и излишествам замечен не был, в расхищаемых им виллах никогда не жил, ночевал, где придётся, благодаря чему затруднялись покушения на его жизнь. Тем не менее покушений этих только за первые полгода после возвращения Землемера из-за кордона было никак не меньше семи, и дважды атаман был серьёзно ранен, но молитвами верующих старушек и стараниями местных лекарей оба раза исцелялся.
Через год после появления отряда реэмигрантов в губернии было установлено практически неподконтрольное Центру, автономное правление, подчинявшееся лишь Землемеру. Местная полиция присягнула на верность ему, солдаты из дислоцированных на территории губернии воинских частей были распущены по домам. Другое дело, что в этой губернии, изрядно удалённой от границ и стратегически важных центров, войск никогда не было много. Творившееся на территории, контролируемой Землемером, постепенно убеждало центр, увязший в боях с другими бандформированиями на других территориях, что часть правительственных войск должна быть переброшена в этот забытый Богом край, почти безболезненно отколовшийся от империи.