А однажды на аллее, ведущей прямо к участку, заслышался громогласный матерный гомон. Конрад поспешил к калитке и ещё издали заметил на аллее многолюдную толпу урлы. От гогочущей толпы ловко отделилась сухопарая фигура, подошла вплотную к забору и выкрикнула несколько грязных лозунгов в адрес «шибко культурных». Это был стриженный под ноль, безлобый и бесстрашный типовой урел в телогрейке и лихо заломленной на затылок трикотажной шапке.
Урел по-паучьи вскарабкался на забор и перемахнул в сад. Соприкоснувшись с поверхностью Острова, он что-то достал из-за пояса – типа бутылки с зажигательной смесью.
И тут появилась Анна. В распахнутом демисезонном пальто, с развевающимися кудрями, она смело направлялась навстречу злокозненному вторженцу. Конрад бегом бросился ей наперерез – он должен был встрять, поучаствовать, не допустить. Увы, дыхалка его не слушалась и ноги путались – он никак не успевал оказаться между урелом и Анной. И вот те сошлись лицом к лицу и с вызовом уставились друг на друга. Урел словно застыл с воздетой дланью, в которой держал смертоносную бутыль, а Анна рысьим взглядом как бы сверлила его естество – в этом взгляде не было человека.
Конрад подбежал, запыхавшись, и остановился подле дуэлянтов вроде как третейский судья. Из-за забора за поединком наблюдало человек восемь грозно-молчаливых урелов.
– Ну что, крокопиздел мой еблоглазый? – как бы нехотя, с расстановкой произнесла Анна, густоголосо и ласково. Это слышали все по другую сторону забора.
– Да я так… – сказал урел и вручил Анне то, что было у него в руках.
После этого он с ловкостью членистоногого вмиг перелез обратно и исчез за спинами тенеподобных соратников. Те ещё минут пять недвижно постояли у калитки, после чего бесшумно рассосались в спускавшихся сумерках.
Конрад же также долго не трогался с места и тупо таращился вслед удалявшейся Анне. Его поразила не столько внезапная покорность незваного гостя, сколько нехорошие слова из медоточивых уст прекрасной хозяйки.
А ещё он вспоминал неписаный футбольный закон – если мяч побывал в воротах и не засчитан, то он побывает в них ещё раз, и на сей раз он будет забит по всем правилам. Самое печальное – себе при этом Конрад примерял роль вратаря.
Спустя два дня он опять видел урлу под забором сада. На сей раз среди молодняка легко был узнаваем Дитер в сине-коричневом шарфе. Он руководил, а молодые пацанята приколачивали к забору какую-то табличку. Вышед за ворота, Конрад прочёл: «Абьект ахраняецца гасударством». – «Поручик Петцольд велел повесить. Мы теперь кореша. Не ссы», – обнадёжил Дитер. После этого сексоту было позволено час расспрашивать урелов о их житье-бытье.
Конрад записал собранную информацию и в тот же день сходил к Поручику похвастаться. Увы, тот быстро погасил его энтузиазм, сказав, позёвывая:
– Молоток ты, сексот Мартинсен, только вот нужда в твоих интервью отпала. Нынче Дитер поступил к нам на службу, и вся его команда тоже. Не будем же мы собирать компромат на самих себя! Ну, ну, не кисни… Лучше порадуйся, что наши ряды растут и крепнут. Какое, говоришь, новое задание тебе дать?.. Погоди маленечко, придумаем. А пока расслабься и отдыхай.
В посёлке теплело. По придорожным канавам звенели ручьи, рыхлый снег похлюпывал при каждом шаге, долгожданные перелётные пернатые обживали разваленные скворешни. На улицах, особенно прилегавших к железнодорожной станции, появились незнакомые лица – в частности, бродячие торговцы костным мозгом и портянками.
Один из этих торговцев привлёк нешуточное внимание Конрада – уж больно необычен для этих краёв был его товар. Он торговал гадальными картами и гороскопами – сухонький ладный старичок. И мелькнуло у Конрада смутное подозрение, что однажды он этого дедка уже видел, и даже где он мог его видеть, хотя в тот момент он был абсолютно не в состоянии фиксировать лица встречных. Но его так и подмывало задать гороскопщику прямой вопрос, хотя, скорее всего, тот уклонился бы от прямого ответа.
– Прости, отец… – по-простецки начал Конрад, не прибегая к красному удостоверению. – Это случайно не ты осенью торговал книгами в киоске в губернском центре?
– Я-то? Может, и торговал. Чем только заниматься не приходилось – как тут всё упомнить?
– Не у тебя ли я купил большую и толстую книгу о Землемере? – в лоб попёр Конрад.
Старик испытующе уставился на допросчика и молчал.
– Как это было возможно? За такой товар тебя сразу бы на месте стукнули. Книга такая только из-под полы могла продаваться, строго конспиративно. Но не в киоске же! Даже если это не у тебя я купил, ты же представляешь себе ситуацию…
– А ты – с какой целью интересуешься? – спросил, наконец, предполагаемый киоскёр.
– Ты не боись, я тебя не продам. Я не с Органов. Я сам розничной книготорговлей балуюсь, – первый раз в жизни соврал Конрад, – и вот думаю… кто держал связь с издательством? Книжка-то эта и сейчас нарасхват была бы, хорошо башляла бы, барыши приносила…
– Ну заливать-то не надо, – в два счёта раскусил старик. – Ты мне не конкурент. Ибо не знаешь элементарного: торгуй хоть воззваниями по свержению местной чрезвычайки, никто тебя не повяжет. Только ты ей, чрезвычайке, плати исправно. У нас – гласность. Полная свобода слова!
Дед просиял во всю физию и блаженно захохотал:
– Ибо что оно может, слово-то?..
В один из таких ростепельных дней Анна внезапно заявилась к Конраду и сообщила ему:
– Конрад… Вас какая-то барышня спрашивает. Очень надо, говорит.
Конрад кое-как застегнул штаны, насилу слез с печки, долго нашаривал валенки, тупо соображая: что ещё за барышня? Нешто кто из урловых марух имеет до меня поручение? А может быть, прошлогодние неформалки вернулись? Так и так общаться что с теми, что с этими у него не было ни малейшего желания.
Но топая к калитке, он заподозрил нежданное. В фигурке женщины, топтавшейся у ворот, узрел он что-то родное, знакомое, милое. И чем ближе подходил к калитке, тем крепче убеждался, что к нему пришла Натали. Одна, без мужа? Что выудило её из города за триста вёрст и привело на отдалённый Остров? Конрад и обрадовался, и напрягся одновременно: не к добру, ой, не к добру сей неурочный визит.
В самом деле, то была Натали. Она стояла, переминаясь с ноги на ногу, у врат Острова, в каком-то невзрачном полушубке и невзрачном же полушалке. Расцеловались.
Конрад не сомневался, что гостью можно провести к себе в комнату, раз ейный муж давно уже без приглашения и запанибрата вхож в клировский дом. Но по пути успел заметить, как грозно и укоризненно, исподлобья взирает на происходящее Анна, и усомнился – правильно ли он делает. Явно неправильно, и значит, его ожидает порядочная взбучка. Но поздно что-либо менять, да и куда ему вести Натали? Не в рюмочную же и не к водокачке. А у него в комнате хоть содом и гоморра, да всё же не совсем геморрой, и печка греет исправно.
Натали разделась и осталась в сером свитере и чёрной юбке. Она выглядела очень по-домашнему, и по-хозяйски сразу же потянулась к венику с совком, чтобы сгрести накопившуюся пыль и вышвырнуть ненужный хлам. Конрад было заупирался, но потом понял, что в неприбранном помещении Натали разговаривать не захочет, и смирился. Даже сам разложил аккуратными стопками растрёпанные книги и подобрал нестиранные носки.
Уборка отняла добрый час, и весь этот час Конрад оставался в неведении относительно цели визита Натали. Ясно было, что она не очень спешила. Странно всё это.
Наконец, гостья уселась на кровать напротив Конрада и заговорила. Она сказала, что обратный поезд у неё только завтра вечером, а машину реквизировало государство, сочтя, что хватит мужу и служебного авто.
Конрад вспомнил свою поездку на поезде минувшей осенью и поёжился от мысли, как Натали поедет, сдавленная со всех сторон чужими потными телами, охочими до чужой собственности. Но что поделать – сотрудники органов должны всегда быть в гуще своего народа.