Ножевых ран фон Вембахер насчитал сорок семь. Не считая отрезанных гениталий, изящно засунутых в рот Стефана.
Дед, рассказываючи, рассеянно грыз семечки. Ему тоже досталось - для круглого счёта, небось, для пятидесяти.
- Придурок, - говорил дед. - Ведь придурок. Первый врезал. Недоумок какой-то.
- Ты бы в медпункт сходил, отец, - оборвал фон Вембахер.
- Чтоб последнюю кровь высосали? Или ещё порезали? Я как эти... в Индии. Слышал, должно быть - по битому стеклу ходят, на гвоздях спят... Шкура - бронированная. Не то что нынешние.
Никто уже не слушал деда. Приметы убивцев он так и так не скажет - охота ещё у врат рая потусоваться. Фон Вембахер закрыл шурину глаза, запахнул дерюгу, взялся за один её конец и велел Конраду подхватить другой. Покойник, несмотря на стройное телосложение, оказался тяжеленным, да плюс новенький костюм Конрада безбожно перепачкался в крови. Анна тем временем ловить такси пошла.
- В армии мне два ребра сломали, - шамкал дед им вслед. - в общаге по пьяни нос своротили. Баба однажды за хуй укусила. А вот ещё на шоссе, это... ну там один сел... подвези, командир... Ну вот это, едем, значит...
Анна и Конрад задержались в столице ещё на три дня.
23. Дым Отечества
Воротясь на Остров, Анна и Конрад не обнаружили существенных перемен. Хотя на участке, да и в доме, закрытом на все засовы, явно кто-то побывал. Этот "кто-то" переставил на кухне табуретки (только кухня не запиралась на ключ), оставил бычки не той марки, которую курил Конрад, а главное - на скамейке ножом было аккуратно вырезано "ДО СКОРЫХ ВСТРЕЧЬ".
Под руководством Анны Конрад тщательно закрасил надпись, табуретки были передвинуты на законные места, а бычки выброшены в мусор (Конрад даже в периоды наименьшего энергоресурса всегда пользовался пепельницей или баночкой). После этого Анна принялась готовить сад к лету, а Конрад - ждать "скорых встреч". Только не так, как прежде - лёжа на диване; нет, он облюбовал себе одну из времянок и оборудовал там химическую лабораторию. Анна ни в чём его не заподозрила или не захотела заподозрить.
Конрад снуёт вокруг бутылей и пузырьков, реторт и колб. Повсюду книжки по химии на разных языках, густо исчерканные карандашом. Алхимик наших дней носит защитные очки вроде водолазных, резиновые рукавицы и ни от чего не спасающий застиранный халат - нашёлся и таковой на Острове. Он что-то бубнит себе под нос, озабоченно кусает губы и хмурит брови. Он в ажитации и в экзальтации, почти что в экстазе. Он бдит и осторожничает, но в меру спешит. Он должен получить нужную субстанцию прежде, чем рухнет мир.
Нет священней и благословенней работы, чем работа разрушения. Ибо без неё немыслимо истинное созидание. Недаром самый престижный научный премиум на планете носит имя великого пиротехника. А тут ещё кругом - страна сплошной эсхатологии.
Жидкость сливается с жидкостью, гранулы ложатся к гранулам, порошок сыплется к порошку. Пару раз возникал небольшой пожар - к счастью, под руками наготове огнетушитель. Всякий экстаз хорош, когда он локализован. До поры до времени.
А в начале мая в глухом лесу, верстах в двух от Острова грянул средней мощности пробный взрыв, и образовалась воронка метра три в диаметре. Впрочем, взрывы уже перестали в этих краях быть редкостью. Местное население даже не почесалось.
Лишь через пару недель не преминул заслышаться шум мотора. Это приехал Поручик. Он был слегка пьян, но зато при полном параде: в эполетах и аксельбантах. От него веяло праздником и благодушием.
Конрад как раз возлежал на крыльце, грелся и любовался молодой зеленью.
- Добрый день, господин Мартинсен.
- Так точно, добрый, господин поручик.
- Как же вы так; старый солдат - а знаки различия всё никак не усвоит.
- Виноват, господин штабс-капитан. Поздравляю с повышением.
- Спасибо, господин Мартинсен. Заодно уж поздравьте с переводом.
- Покидаете нас? На кого же?
- Свято место пусто не бывает.
- Да угадаю с одного раза - на Дитера.
- И попадёте пальцем в небо. Дитер и его команда скоро будут переброшены в губернский центр. Там неслабая заваруха предвидится. К городу движутся отряды кого-то, кто выдаёт себя за Землемера. А также - по непроверенным данным - отряды самого Землемера. Им нужно противопоставить молодой задор и юношеский азарт.
- И Натали с ними?
- Жена в тяжёлую годину должна быть при муже. Вдохновлять и воодушевлять.
- Так кто же остаётся за главного?
- Эх, геноссе Мартинсен. Какой же вы недогадливый... Мы так бедны квалифицированными кадрами! Главным назначаетесь - вы.
Конрад непроизвольно погладил себя по штатскому брюху.
- То есть как это - я?.. Но ведь...
- Никаких "но", дорогой камрад Мартинсен. Слишком уж вы привыкли перекладывать ответственность на чужие плечи. Это не есть хорошо. Пора, пора наконец повзрослеть, заняться серьёзным мужским делом... Кстати, в последнее своё посещение места моей бывшей работы... и вашей будущей работы... вы обронили главный документ, удостоверяющий вашу неповторимую личность. Нельзя, нельзя быть таким растеряшей.
И Штабс-капитан протянул Конраду выброшенное им в конце марта удостоверение. Кто-то тщательно оттёр его от грязи, закрасил замазкой надпись "секретный сотрудник" и сверху каллиграфически вывел: "комиссар".
- Да, кстати учти, - Петцольд вдруг резко перешёл на "ты". - Где-то у вас хуякнуло, не слыхал? Воронка там солидная, за вашим участком.
- Не. - Конрад был готов на месте расколоться. Но Штабс-капитан тут же заговорил снова:
- Я так и думал, Торстен пиздун порядочный - котлован какой заброшенный... Ты мне расскажи лучше, как там без меня столица? Как шеф? Ты, я слышал, с будущим моим шефом познакомился.
Конрад нехотя сообщил некоторые факты о недавнем своём вояже. Штабс-капитан слушал его, как всегда, вполуха и давал собственные, довольно пространные комментарии. Разумеется, о будущем шефе он знал куда больше, нежели Конрад. Заодно он открыл некоторые секреты работы Органов и их закулисья - готовил преемника к новой работе.
- А где же мне теперь жить? - спросил Конрад. - До отделения же чапать и чапать.
- А где жил, там жить и будешь. В отделении молодёжный клуб откроется. Личный состав Органов весь убыл на борьбу с супостатом, а в подчинённых у тебя остаются лишь двое подраненных, негодных к строевой, плюс Торстен - как самый непьющий из поселковых. Так что кукуй себе и дальше на возлюбленном Острове. Пока кукуется.
Конрада эти слова больно резанули: ну никак не мог знать его предшественник на посту полицай-комиссара о том, что он в разговорах с собой называл клировский участок "Островом". А кроме того...
Штабс-капитан прибыл не один. Была ещё "инвалидка", которой управлял одноногий ветеран гражданской войны. С ним был Торстен. Заднее сидение и багажник "инвалидки" были плотно набиты наспех перевязанными стопками бумаг.
- Сейчас мы к тебе всю документацию перетащим - изучишь на досуге, - сказал Штабс-капитан.
И втроём - он, Торстен и Конрад - принялись перетаскивать стопки бумаг в дом Клиров. Конрад, хоть и качался последнее время, от таких нагрузок чуточку отвык. В неподходящий момент он споткнулся, растянулся на земле и выронил несколько папок в грязь. "Руководитель хуев", - вполне внятно прокомментировал Торстен прямо у него над ухом. Конрад отряхнулся и бровью не повёл.