Конрад бережно достал их: три красные и зелёную.
- Здесь вся моя биография.
- Меня как-то мало волнует ваша биография.
- Не удивляюсь. Она никого не волнует.
Анна раскрыла самую потрёпанную красную "корочку", сиречь персональ-аусвайз гражданина Страны Сволочей. Мартинсен, Конрад (написано было "Конрат"). Место рождения - столица. День рождения (тридцать один год назад). Национальность: "сволоч". Выдано 75-ым полицейским управлением; дата (пятнадцать лет назад). Чей-то лихой росчерк. Фотокарточка - зелёный вьюноша, шея тонкая, губки круглые, курчавая шевелюра до плеч. Анна подняла глаза: предъявитель сего был стрижен коротко, покрыт перхотью и притом основательно плешив. На следующей страничке помещалась фотография шестилетней давности, там ансамбль дополняла петушиная борода, растущая не столько из щёк, сколько из шеи.
- А почему в вашем персональ-аусвайзе столь грубые орфографические ошибки? - полюбопытствовала Анна.
- Я не исправлял. Сами знаете: за подделку документов...
- А потребовать заменить нельзя было?
- Когда полицию учат грамоте, она принимает это слишком близко к сердцу. Да что вы, право, сути это не меняет.
Анна собралась отдавать "корочку".
- Вы не всё посмотрели, - как обычно, на одной ноте просипел Конрад.
Анна не стала смотреть. Чего там было смотреть? Два штампа: "зарегистрирован брак...", столько же "зарегистрировано расторжение брака..." - всё где-то на отрезке лет в пять и всё дела давно минувших дней; в графе "Дети" - ничего, восемь штампов в графе "Прописка", штамп "Военнообязанный"... Всё.
Изучение второй красной "корочки" - самой тоненькой - отняло две секунды. Диплом (с отличием). Выдан Мартинсену Конраду в том, что он (четырнадцать лет назад) поступил в Столичный дважды ордена Боевого Штыка педагогический Институт всеобщего текстоведения имени Имярека и (девять лет назад) окончил полный курс названного института по специальности "всеобщее текстоведение". Решением государственной экзаменационной комиссии Мартинсену К. присвоена квалификация преподавателя связных текстов. Подпись, печать, дата.
От комментариев Анна воздержалась, но её глаза спрашивали: "На какой барахолке купил?" А может, не спрашивали, может, так Конраду почудилось.
Третья красная "корочка" являла собой Мобилизационный билет; в нём дублировались данные персональ-аусвайза, указывалась основная гражданская специальность и сообщались специфические военные сведения: ╧ в/ч, должность - гальюнщик, дата зачисления в часть (три года назад), дата исключения из части (полгода назад), воинское звание - рядовой, наград не имеет, ранений-контузий тоже, на вооружении имел штык-нож, военно-учётная специальность: гальюнщик, размер противогаза и т.п. В графе "Сведения о медицинских освидетельствованиях" стояло два разноречивых штампа... до неё, впрочем, Анна не добралась.
Зелёная "корочка", самая толстая, с вкладышем, была вся густо испещрена записями и печатями. Это был Трудовой билет. Первая запись касалась учёбы в институте. Следующая гласила: "Направлен в НИИ листового железа на должность столоначальника". Следующая появилась, судя по всему, год спустя, а промежутки между дальнейшими составляли уже три-четыре месяца. Читать все было бы долго и муторно. Анна обратила внимание, в частности, на такие:
Средняя школа ╧527; преподаватель связных текстов.
Выставочное объединение "Суперэкспо"; переводчик.
Продмаг ╧62; подсобный рабочий.
Домохозяйство ╧93; лифтёр.
Геологоразведочная экспедиция; отмывщик шляхов.
Больница ╧28; санитар.
Фотолаборатория компрессорного завода; младший лаборант.
Киностудия "Цветофильм"; ученик звукооператора.
Кончалось всё призывом в армию.
- Макса Горького вы, кажется, перещеголяли, - заключила Анна.
- Ну вряд ли... Между школой и армией было всего четыре года. Великий же пролетарский писатель в двенадцать лет пошёл тарелки мыть.
- Как вас в армию-то занесло? - спросила Анна, начиная оттаивать.
- Мужчина вроде должен быть воином, - прокряхтел Конрад.
Глаза Анны вновь обратились в сталь. Она ещё раз открыла мобилизационный билет и несколько раз перевела взгляд с измятого лица Конрада на запись "гальюнщик" и обратно.
Пока Анна, не скрывая недовольства гостем, нарочито быстро пролистывала "корочки", бесстыжий гость исподлобья пялился на её женские достоинства. Было на что пялиться. Анна была ростом ниже Конрада, но такая осанистая, что казалась выше. При всей утончённости черт, её лицо, не нуждавшееся в косметике, никак нельзя было назвать ни малокровным, ни малохольным; в его неприступности таилась нездешность, но ни капли меланхолии. Своенравно, густо, немного змеясь, струились тёмно-шоколадные волосы, не знакомые с заколками и резинками; несколько прядей-отщепенок щекотали породистые купола грудей - даже под столь просторным халатом, явно не стеснённые ни комбинацией, ни лифчиком, сосцы выступали с геометрической чёткостью; наверно, содержащимся в них молоком можно было напоить три палаты язвенников. Просторная хламида скрывала от глаз людских образцовую талию и классический таз - всё равно любой нормальный мужик, завидев Анну, неминуемо чуял бы покалывание в районе ширинки. Был ли нормальным мужиком Конрад, сказать сложно: он смотрел, собственно, не на Анну, а сквозь Анну, потягивая дешёвую сигаретку без фильтра, то и дело сплёвывая набившийся в рот табак.
Пробежал голопузый Стефан, играя мышцами.
- Ты куда, Стефан? - спросила Анна.
- Купаться, вестимо, - ответил Стефан. - На пруд.
Начинало припекать.
Профессор Клир возлежал на облезлом диване; мешком сидели на нём шаровары, клетчатая рубашка расползлась на пупе. В головах валялась сплющенная подушка без наволочки, в ногах - неопрятный ворох пожелтевших газет.
- Ну что, батенька, устроила вам моя дочка таможенный досмотр?
- Я думал, у вас особо злая собака, - признался Конрад.
- Да, был Трезор, был... Да весь вышел. Камнем в висок угостили... пацанва... Так вот, дочка меня - бережёт. Всю свою жизнь ради меня губит - в её-то годы бессменно при папаше... А папаша плох, совсем, видите ли, плох. Вот, грозился вниз спуститься - ан слабó: слез с кровати - а всё тело как стальными обручами сдавило.
- Я... я очень прошу простить... что я вас... потревожил. Мне, конечно, очень неудобно... - зачастил Конрад почти без интонаций.
- Да бросьте вы извиняться, молодой человек, - оборвал профессор. - С тех пор, как отставили от университета, людей живых почти не вижу. Раньше хоть соседи заходили, а дочка и тех распугала...
- Я вашу дочь понимаю, - вставил Конрад. - Времена такие, излишняя осторожность не повредит.
- Времена противные, - согласился профессор. - Хотя у меня информация скудная. Живу как на необитаемом острове; представления не имею, что творится. Вон гостит у нас парнишка - из столицы приехал - ну я затрахал его расспросами, он ко мне теперь и носа не кажет. Скучно ему со старым занудой. Прошлой осенью телевизор сломался... Стефан всё хорохорится: "Починю, починю"... а надо ли? - Передачи-то пошли кошматерные, всё хэви метал или как его там... Умные разговоры диктатура прикрыла. Вот... прессу штудирую, между строк читаю... весёлого, видать, мало... и приносят крайне нерегулярно... У почтальона месяцами запои, загулы - так и кукуем, ничего не ведаючи. Ждём, что в один прекрасный момент заявится террорист с бомбой. Вы не террорист с бомбой?
- Нет.
- Я вижу, что нет. А дочка не уверена. На лбу не написано, кто вы такой. А всюду постреливают... Гражданская война, так?
- Война всех против всех, - (с ухмылкой).
- Да, да... А мы только догадываемся. Вон, "Истинную правду" два месяца не приносили.
- Так её закрыли, "Истинную правду".
- Как так закрыли?
- То ли ещё будет, профессор. На прошлой неделе "Ведомости" приказали долго жить; на очереди "Голос отечества".