Чтобы одолеть таитян, традиционалист–консерватор Мэсон и свергнувший его власть буржуа Маклеод заключают союз. Расизм Маклеода, идеология защиты собственности, колониальных захватов, расизм Мэсона — естественная опора кастовой системы. Здесь их интересы сходятся. Недавние враги легко находят общий язык, когда нужно отстаивать власть и землю для «белого человека», и Маклеод считает возможным поступиться своими парламентскими свободами и облечь своего бывшего врага Мэсона неограниченной властью. (Как не вспомнить мятеж французских реакционных генералов в Алжире 13 мая 1958 года и парламентских деятелей, приглашавших де Голля спасти Францию.)
Между борющимися лагерями — на ничьей земле — остается Адам Парсел с его жаждой справедливости и принципиальным отрицанием насилия. В «парламентский период» истории острова Парсел пытается выступать в защиту таитян, но его поддерживают лишь два матроса, четверо голосуют за Маклеода. Парсел — бессильная оппозиция, левое меньшинство с его благородными речами и чистыми руками, такое удобное и безвредное для правого большинства.
Парсела нельзя упрекнуть в недостатке мужества: поднялся же он против бесчеловечности капитана Барта, перед которым трепетал в страхе весь экипаж. Собственной жизнью он готов рисковать ради защиты своих принципов. Но на жизнь другого человека он посягнуть отказывается. Даже если этот человек явный негодяй. Даже если этот другой — Парсел предвидит это — станет убийцей и вдохновителем массового убийства. Заповедь «не убий» кажется Парселу непреложной. И здесь хочется вспомнить о другом герое Робера Мерля.
Первая книга Робера Мерля называлась «Уик–энд на берегу океана» и вышла в свет в 1949 году. Она была удостоена самой крупной литературной премии года — Гонкуровской. Этот роман, построенный на автобиографическом материале (Робер Мерль, солдат французской армии, пережил разгром 1940 года, паническое отступление к морю), рассказывает о трагических днях Дюнкерка. Он проникнут страстной ненавистью к войне. Кровавым абсурдом представляется война герою этого романа сержанту Жюльену Майя, потерявшему в сутолоке бегства свое подразделение и тщетно пытающемуся переправиться в Англию, чтобы спастись от плена. В повествовании даже не возникает вопрос о необходимости борьбы с фашизмом. Майя отказывается рассуждать о смысле войны. «Я был бы счастливее, — с горечью говорит он, — если бы я в нее верил, в эту войну, и во все то, ради чего, как мне говорят, я должен воевать. Но я в это не верю, не верю и все. Война для меня —-абсурд. Не та или другая война. Все войны. В абсолюте. Без исключения. Без преимуществ для какого–либо строя. Иначе говоря, не существует войн справедливых, или войн священных, или войн за правое дело. Война абсурдна по самой своей сути»
Так она и описана, эта война — как бессмысленность смерти молодых, сильных, красивых людей; как извращение всех человеческих отношений: союзники англичане спасаются сами, отказываясь пускать на корабли французов, французские солдаты пытаются изнасиловать девочку. И Майа, который, спасая эту девочку, убивает двух негодяев, не может простить себе, что поднял руку на человека, что подчинился велению этого, отрицаемого им, абсурда. Он гибнет под развалинами дома, разрушенного немецким снарядом, но, по сути дела, его смерть почти самоубийство^
Жюльен Майя и Адам Парсел в равной мере не приемлют насилья, не признают за человеком права убивать другого человека ради чего бы то ни было. Но если Майя гибнет, поправ свои убеждения и не имея сил пережить собственное предательство, то Адам Парсел под влиянием событий действительности приходит к пересмотру своих убеждений. В войне, которую ведут Мэсон и Маклеод, Парсел отказывается участвовать, считая ее несправедливой. Но он отказывается сражаться и на стороне обездоленных. Он бескорыстен. Он готов разделить с таитянами свой надел земли. Но что может Парсел возразить Тетаити, когда тот говорит ему: «Адамо, ты хороший человек. Но этого еще мало — быть просто хорошим. Ты говоришь: «Я вместе с вами терплю несправедливость». Но ведь несправедливости этим не исправишь». Не находя ответа, Парсел упорствует на своей ничьей земле, подставляя себя под пули и отказываясь взять ружье. И при всем его благородстве ложность этой позиции становится все нагляднее. Гибнут один за другим матросы, друзья Парсела. Гибнут таитяне и в том числе названный брат Парсела Меани. Гибнут хорошие люди и дурные. Остается победитель Тетаити, обагривший свои руки кровью угнетателей, той самой кровью, которую «земля пьет с великой радостью». Остается Парсел с его чистыми руками. Но не на его ли совести смерть справедливых? Не сродни ли его чистота чистоте Понтия Пилата, умывшего руки? Не прав ли один из таитян, когда он замечает, что позиция невмешательства и ненасилия — удобная позиция ловкого человека, предоставляющего другим таскать каштаны из огня, перелагающего ответственность на других. Почему, задумывается Парсел, принцип уважения к жизни одного человека казался ему более важным, чем жизни тех погибших, которые он мог бы спасти, отказавшись от этого принципа. Слишком поздно осознает он свою ошибку — уже не воскресить погибших. И все же не слишком поздно, потому что осознав ее, он впервые оказывается настоящим союзником тех, кого любит. Тетаити и Парсел находят друг друга, чтобы жить вместе и вместе защищать то, что они построят.