— Задремали?
Джебет не присел с ним рядом. Куда только девалась его недавняя флегма. Майа догадался, что больше всего Джебету хотелось сейчас носиться по всему пакетботу, командовать. Он стал бы даже матросам помогать, если бы хватило умения.
— Пойду пройдусь.
И пошел, перешагивая через лежащих на палубе солдат. Майа снова прикрыл глаза.
— Разрешите, сэр…
К нему обратился тот самый томми, который говорил с Джебетом о Портсмуте и «Виктории». В руках он держал два спасательных пояса.
— Один передайте капитану, когда он вернется.
— Спасибо, — сказал Майа и положил оба пояса рядом с собой.
— Извините, сэр, но приказано немедленно надеть пояс.
— Я бы надел, да ведь в нем не повернешься.
— Совсем напротив, сэр, это будет вам вместо подушки.
И он снова, как тогда в очереди, прикрыл один глаз.
— Что это такое? — воскликнул Майа и даже привстал.
— Ничего особенного, сэр, это наше колесо начало работать.
— Ну и черт! — сказал Майа. — Сколько же времени нам придется слушать этот скрип?
Томми снова прикрыл один глаз. Прикрывал он его как–то удивительно ловко и очень плотно, не морща и не напрягая века, а другой глаз держал широко открытым.
— Надо полагать, довольно долго, сэр, пока оно не перемелет весь путь до Дувра.
Кругом раздались смешки. Майа улыбнулся.
— Как вас звать?
— Аткинс, сэр.
— Спасибо, Аткинс.
Майа снова улыбнулся про себя, уж слишком их с Аткинсом реплики напоминали диалог двух актеров в английском театре. Он снова закрыл глаза.
Судорожный стук швейной машины разодрал воздух. Майа вскочил от неожиданности, и тут только понял, что продремал все это время. Голова у него была свежая, но какая–то пустая.
— Что это такое?
По удивленному лицу Аткинса, склонившегося над ним, Майа понял, что говорит по–французски.
— Что это? — повторил он по–английски.
— Бомбардировщики, сэр. Сюда летят.
Майа как ужаленный вскочил на ноги.
— А где капитан Джебет?
— Еще не вернулся, сэр. Он все еще на носу.
Высоко в небе, в лучах заходящего солнца, кружили самолеты. Майа насчитал их пять штук.
— Вы уверены, что они за нами гонятся?
— Сначала их было шесть, один уже отбомбился. И улетел.
— Когда?
— Да только что, сэр. Вы спали. Когда он пикировал, по нему жарили из зениток, но, видать, это им нипочем.
— А близко падало?
Аткинс скорчил гримасу:
— От одного до десяти ярдов.
Майа поглядел на берег.
— Но мы почти совсем не отошли от берега…
Аткинс бросил на него удивленный взгляд.
— Да ведь якорь–то всего две минуты как выбрали.
Снова начали бить спаренные пулеметы. Пулеметчик был высоченный детина, и для верности прицела ему приходилось сгибаться вдвое. Ритмичное постукивание казалось Майа до отвращения медленным, на долю секунды стук прекратился, и Майа явственно различил отдаленный грохот. Снова застучали пулеметы. Над их головой раздался пронзительный нечеловеческий свист, он ширился, наплывал на них с устрашающей быстротой. Майа упал ничком на палубу.
— Мимо, — сказал Аткинс.
Его лицо было всего в нескольких сантиметрах от лица Майа. По палубе прошло движение. Солдаты подымались.
— Лежать! — раздался чей–то повелительный голос.
По толпе защитного цвета снова прошла волна движения. Кое–кто лег, но большинство томми осталось на ногах. Зенитки замолчали.
— Лежи не лежи — толку чуть, — заметил Аткинс.
— А вы видели сейчас, как они падали?
— No, sir [45].
— Они ближе к носу упали, — пояснил какой–то солдат.
Был он невысокого роста, тоненький, с огромными черными глазами на нежном девичьем лице.
Теперь над ними кружило всего четыре бомбардировщика. Они не торопились. Они делали свое дело без спешки, методически. На миноносце, маневрирующем примерно в кабельтове отсюда, залаяли зенитки. Но маленькие белые облачка расплывались ниже самолетов.
— И хоть бы один истребитель!
Аткинс прикрыл глаз.
— Уже поздно, они спать легли…
Майа перегнулся через борт и посмотрел на море, Мельничное колесо вертелось с адовым грохотом, вздымая фонтаны пены. Казалось, судно стоит на месте.
— Делаем не больше шести узлов в час, — пояснил томми с девичьим лицом.
Спасательный пояс все время неприятно напоминал о себе. Майа с трудом подавил желание снять его, швырнуть подальше. Он сел и слегка распустил завязки.