Внезапно рядом раздался всплеск воды, в нескольких метрах от него вынырнуло что–то. Майа поспешил в том направлении. Но плыл он все с той же злившей его медлительностью. Все–таки ему удалось схватить прыгнувшего за плечо. Тот вскрикнул и оглянулся. Майа тут же отпустил плечо. Это оказался не Аткинс.
— Не бросайте меня!
— Но берег же рядом.
— Не бросайте! — повторил пловец.
Голос у него был тихий, умоляющий, видимо, говорил он на последнем дыхании.
— Вы отлично доплывете до берега и без моей помощи.
— Нет! — возразил тот и вдруг забормотал что–то невнятное.
— Что, что?
— У меня все болит, — четко произнес он и вдруг снова забормотал: — Господи! Господи! Господи!
Они плыли рядом, их удерживали на поверхности спасательные пояса.
— Я вас дотащу до берега, — сказал Майа.
И схватил своего компаньона за руку. Тот пронзительно завопил и поднял над водой обе руки. Майа пригляделся. Все ногти на пальцах слезли, и сустав большого пальца, вернее, кусок мяса кровоточил.
— О черт! — вырвалось у Майа.
Он схватил человека за плечо, но тот повернул к нему свое лицо, искаженное ужасом.
— Не трогайте меня!
— Однако, так или иначе, мне придется до вас дотронуться.
B он схватил своего спутника за ворот куртки.
— Мне больно! — сказал тот.
Сказал на этот раз, а не крикнул. Сказал негромко и чуть ли не извиняющимся тоном. Майа отпустил воротник.
— А тут?
Теперь он крепко ухватился за его спасательный пояс. Человек сжал челюсти и промолчал, Майа подталкивал его впереди себя. Плыл он по–прежнему как–то удивительно медленно. Тянули вниз набухшие ботинки, и только с огромным трудом ему удавалось удерживать ноги на поверхности. Казалось, этому плаванию не будет конца, и лишь много позже он понял, что до берега, вернее, до мелкого места они проплыли всего несколько метров.
— Теперь можно встать. Можете встать на ноги?
Человек попытался было встать, но тут же с криком рухнул в воду. Майа снова стал подталкивать его вперед. Так он дотащил его до мелкого места, и человек со стоном повалился на песок.
— Я вас донесу, — сказал Майа, склонившись над ним.
Человек с ужасом смотрел на него.
— Не трогайте меня.
— Придется! Нельзя же всю ночь в воде лежать.
Человек, ничего не ответив, прикрыл глаза. Майа сгреб его в охапку. Несколько раз Майа пришлось перехватывать свою ношу, иначе тот снова рухнул бы на песок.
— Господи! — охал человек. — Господи! Господи!
Потом начал стонать слабым, кротким голосом, как больной ребенок.
Уже у самого берега Майа зацепился за что–то. Он чуть было не упал и лишь с трудом удержался на ногах. Потом как можно осторожнее положил свою ношу на песок. Тот молча позволял Майа делать с собой все. Голова его глухо стукнулась о песок. Лежал он неподвижно, закрыв глаза. Майа нагнулся над ним и заметил, что бровей у него нет.
Хотя было уже поздно, по берегу группами бродили французские солдаты. Майа окликнул ближайшего и попросил помочь ему снять ботинки.
— Ты оттуда? — спросил солдатик, показывая на горящее судно.
— Да.
— Скажи на милость! — проговорил солдат. — Ну и достается парням!
Сказал так, словно речь шла о матче. О матче между Огнем и людьми. И Огонь оказался сильнее. Это уж вернее верного. У него, у Огня то есть, первый разряд, если не выше! Ну и дает же он!
— Спасибо!
— Скажи на милость, — повторил солдат. — Каюк им!
Он был в неистовстве. Идет матч. И, хочешь не хочешь, — более сильный выигрывает.
— Хотел бы я посмотреть, что бы ты там делал!
— Я? — переспросил солдат.
И сердито добавил:
— Типун тебе на язык!
Он — то здесь при чем? Он смотрел. Просто смотрел. Поэтому нечего сравнивать.
— Спасибо, что помог ботинки снять!
— Не за что! — неприязненно ответил солдат.
И ушел. Майа вернулся к англичанину.
— Вам лучше?
— Мне холодно, — сказал тот.
Майа нагнулся над ним.
— Я сейчас снова войду в воду, хочу поискать своего приятеля. И сразу же вернусь. Вы пока не постережете мои ботинки?
— Положите мне их под голову, — слабым голосом сказал англичанин.
Но, подойдя к воде, Майа вдруг почувствовал, как его тело сковала нечеловеческая усталость. Там впереди догорало судно, бродившие по берегу солдаты мимоходом оглядывались на пожар. А судно пылало. Одинокое, забытое богом и людьми. На еще светлом небе четко выделялась его громада в ореоле высоких языков пламени. Было тепло. Медленно спускался прелестный июньский вечер, и море было до того спокойным, что волна, набегавшая на берег, бесшумно замирала, не оставляя на песке даже полоску пены…