— По–моему, нет, — сказал Майа, — но большое тебе спасибо за помощь.
Мотор заревел. Майа смотрел вслед уходившей машине. Он опять стоял один посреди мостовой. И не шевелился. Руки бессильно свисали вдоль тела. И он смотрел, как удаляется похоронная машина, увозящая павших за родину и еще тех двух, которых убил он, Майа.
Когда Майа вошел в комнату, Жанна сразу открыла глаза. Он приблизился. Жанна села на постели, следя за ним взором, и вдруг улыбнулась.
— Жюльен.
— Да?
— Вы их вытащили?
— Да.
— Они у дверей?
— Нет, их увезли на грузовике.
— А‑а, — протянула Жанна.
Она смотрела на Майа настороженным, вопросительно–покорным взглядом.
— Сейчас вытру ноги, — сказал Майа, взглянув на свои ботинки, — и уйду.
Жанна соскочила с постели и подняла на него испуганные глаза.
— Сейчас? Сейчас уйдете?
— Да.
Жанна бросилась к Майа, обхватила его обеими руками за талию и спрятала голову у него на груди. Секунду он стоял не шевелясь, потом нащупал за спиной руки Жанны и развел их. Она подняла голову. Лицо ее исказилось, как у обиженного ребенка. Она открыла было рот, хотела что–то сказать, но рыдания душили ее. Глядя на Майа, она только качала головой, как бы говоря «нет».
— Э, черт! — крикнул Майа. — Не смейте качать головой!
И он сжал ладонями ее лицо.
— О, Жюльен! — умоляюще лепетала она, всхлипывая, — не оставляйте меня одну! Я не могу быть одна во всем доме. Теперь уже не могу быть одна.
— Почему одна? А где Антуанетта?
— Антуанетта? Она вчера ушла к нашим друзьям, это в двух километрах отсюда.
— А дедушка и бабушка?
— Они умерли.
Майа удивленно поднял брови.
— Вчера умерли?
— Нет, два года назад.
Он удивленно поглядел на Жанну.
— Да, — подтвердила она, — вчера я сказала, что они сидят в подвале, но это неправда. Мы так всем солдатам говорили, которые заходили в дом. Мы же не знали, какой вы, понятно?
— Значит, вы жили только вдвоем в этом доме? Совсем одни? И целых два года? А на что же вы жили?
— Мы хорошо устроились. Я работала на почте, а Антуанетта шила.
— Но почему же вы не ушли с Антуанеттой?
Жанна вскинула голову, и глаза ее блеснули.
— А как же дом? Дом–то наш собственный. И дом и вся обстановка. Если я уйду, его разграбят.
— Но это безумие! Здесь же все время бомбят!
— И Антуанетта то же самое говорит. Она и сбежала, потому что трусиха. А я решила не уходить. Если я уйду, после войны у нас ничего не будет. Мы очутимся на улице.
— Интересно, где вы очутитесь, если вас убьют?
— Нет, — сказала Жанна, — не убьют. Может, это и глупо, но мне почему–то кажется, если я уйду из дому, его разбомбят, а если я останусь, с ним ничего не случится в награду за мою храбрость.
— Да, — сказал Майа, — до войны я, бывало, думал так же.
Пронзительный свист прервал его слова. Машинально он опустился на пол на одно колено. Но тотчас же вскочил и взглянул на Жанну.
— Давайте спустимся в погреб, хорошо? — сказала она.
И тут же зажала уши ладонями, так оглушительно залаяли зенитки.
— Хорошо, — сказал Майа. И добавил с легкой улыбкой: — Будем надеяться, что и на этот раз вы будете вознаграждены.
Жанна спускалась по лестнице впереди него. Шла она так, словно чувствовала спиной взгляд Майа. Несколько раз она круто оборачивалась и улыбалась ему. Майа заметил, что на ней все та же разорванная кофточка. Погреб оказался маленьким, плохо освещенным, вдоль стен тянулись полки, забитые пустыми бутылками. А на протянутых через весь подвал веревках висели сплошными рядами колбасы.
— Ого, сколько колбасы! — удивленно крикнул Майа. — На всю жизнь хватит!
— Что? — крикнула Жанна.
— Колбасы много!
Колбасы не мешали невысокой Жанне, но ряды их приходились как раз на уровне лица Майа. Он должен был или сгибаться, или боком втискивать свою голову между колбасных рядов.
— А почему здесь столько пустых бутылок? — крикнул Майа.
Он видел, как ротик Жанны приоткрылся, но, хотя она была совсем рядом, слов ее не услышал. Огромная волна грохота нарастала с каждым мгновением. Жанна судорожно зажимала уши ладонями, но Майа уже знал, что все это зря, что грохот такой силы и помимо ушей все равно проникает в самое нутро человека. Он сразу, одним махом, входит в ваше тело, и нет способа избежать этого.
Майа никак не удавалось сосредоточить свою мысль на том, что сейчас непременно начнут падать бомбы. Он смотрел то на тесные ряды колбас, пляшущих вокруг его лица, то на пустые бутылки, сплошь заполнявшие полки подвала, то на Жанну, которая стояла в двух метрах впереди, отчаянно зажимая уши ладонями, все в той же разорванной на груди кофточке. Жанна оглянулась. Он понял, что она хочет ему улыбнуться, но не может. От попыток говорить она тоже отказалась.