Реальнейшее не терпело планов (во всяком случае, в том виде, как их понимают в реальном) — это было одним из правил, хранителем которых Нимо теперь являлся. Оставалось только смотреть, как редкое осеннее солнце умывается в жёлто-красной воде фонтана. И чувствовать острое желание затеряться среди осенних листьев. И бороться с этим желанием, как храбрый Диар в сражении с пятиглавым великаном.
Новые и новые невидимые противники появлялись из чёрного омута ожидания встречи с незнакомцем из реальнейшего. Поэтому смотритель закрыл глаза и пожелал, чтобы всё началось.
— Знаете, что я не люблю больше всего? — голос стекал сверху, но вряд ли хоть один отступник захотел бы признать в нём голос Бога: слишком незавидной была бы тогда судьба людей.
За день до представления небо над площадью Рыцарей Защитника расчертили светло-серые, в тон осеннего неба, тросы, закреплённые на крышах — воздушные дороги для невесомых циркачей.
Унимо послушно поднял голову и увидел, что на канате сидел, беззаботно болтая ногами, он. То есть он. Тот, кого не получится не узнать, как бы этого ни хотелось. А рядом стоял удивлённый мальчишка-канатоходец.
— Больше всего я не люблю публику. Падких до зрелищ простаков. Которые втайне всегда мечтают подсмотреть настоящую трагедию. Ведь так? — произнося эти слова, он не шелохнулся. Но мальчишка вдруг опасно пошатнулся и, балансируя на одной ноге, с трудом вернул равновесие. Толпа на площади не позволила себе даже вздоха.
— Прекрати, — тихо сказал Унимо и закрыл глаза.
Тех, кто возносится над морем людей, солёные ветры терзают, океанские птицы оглушают своими криками. Нет жизни там, за пределами волн — только вечный рёв стихии. Пасть на дно, раствориться, мудростью Океана затопить мятущийся разум…
Лёгкий брамсельный ветер пролетел над канатом и скрылся за мачтами труб.
— Эй! — крикнул он сверху. — Так нечестно, эта история слишком древняя!
Нимо улыбнулся и пожал плечами. Если человек отказывается от путешествия на Корабле — о чём можно с ним разговаривать в реальнейшем?
Он присмотрелся.
— Мастер Реальнейшего! Вот это встреча! Честно говоря, не думал, что у королевы получится тебя уговорить. Не думал, что без Форина ты осмелишься покинуть маяк.
Что-то ткнулось в ботинок Унимо. Он открыл глаза и посмотрел вниз: блестящее ярко-красное карамельное яблоко, обронённое стоящим рядом малышом.
— Чего ты хочешь? — спросил смотритель, поднимая яблоко. Не отрывая глаз от блестящей карамели с налипшими на неё осенним листом и двойной иглой хвои.
Он не видел, но почувствовал, как сердце Тэлли раненой птицей ухнуло вниз с высоты. И поморщился. Не время переживать предательство. Никому не станет лучше. «Я хочу, чтобы ты не чувствовала себя виноватой», — подумал Унимо и отпустил свою мысль нахохлившимся воробьём.
— В отличие от вас — ничего. Поэтому я сильнее вас всех. Мне ничего не нужно.
— Да, ты только хочешь, чтобы мы все поняли, как тебе больно, — смотритель задумчиво крутил в руках липкое яблоко. — Только никому это не интересно.
Он на мгновение перестал болтать ногами — и в ту же секунду мальчишка-канатоходец полетел вниз. Вниз с огромной скалы в море, с башни, с которой сбрасывали преступников, с крыши дома, слишком высокого, чтобы предназначаться для жизни…
Толпа, наконец, выдохнула, а Унимо ударился о вскрикнувшие камни мостовой. Больно, о Защитник, как же больно! Так же, как в тот день, когда Форин не подал руки, когда пришлось разбиться, чтобы никто не подумал, что Смотритель может дорожить кем-то. Нимо был плохим учеником, очень плохим — поэтому он стоял на канате, еле живой от страха, крепко ухватив ледяную руку циркача.
Он присвистнул — видимо, признавая мастерство. «Ты у меня ещё узнаешь. Ты заплатишь мне за всё», — внутри Унимо поднималась волна настоящей злости, и он вовсе не собирался её останавливать.
— Посмотрите, Мэйлири, как трогательно! — он отыскал взглядом королеву и заговорил, постепенно ускоряясь и не отрывая взгляда от Тэлли: — А теперь ваш ход: кто-то из них сегодня умрёт. Я так хочу, и так будет. Мальчишка-циркач, который и жизни-то ещё толком не видел. Не видел ничего, кроме этих пёстрых пятен внизу, жаждущих острых ощущений, ожидающих, когда канат неудачно качнётся… или великой Мастер Реальнейшего. Куда нам без него. Ведь его завещал нам сам великий Форин. За неимением лучшего, но всё равно, всё равно. Другого-то у нас нет. Решайтесь, Мэйлири! Или умрут оба! Считаю до трёх: раз…