Мэлл откинулся на спинку кресла и переплёл короткие цепкие пальцы.
— Прежде чем уйти, скажите мне вот что, тар Ум-Тенебри. Если сейчас тар… Тьер решит продолжит своё представление и вознамерится выйти из дворца, сможет ли стража его остановить? Задержать?
— Нет, — признал Унимо.
— А вы?
— А я смогу.
— А как, если не секрет? — Мэлл даже подался вперёд, как будто ему действительно было крайне любопытно. — Вы знаете… то, что я слышал. Вы можете просто сказать ему «я хочу…», и он будет беспрекословно подчиняться?
Унимо ещё не встречался с тем, чтобы человек реального пытался разобраться.
— Вовсе не «просто», — пробормотал он.
Мэлл улыбнулся.
— Прошу прощения, тар, за мои профанные домыслы. Но вы, мастера, так не любите рассказывать о своём искусстве, поэтому нам ничего не остаётся, как строить догадки… но вы ведь сами понимаете, что единственный, кто может сдерживать Тьера — это вы?
Унимо хмуро взглянул на Первого советника. Тьеру хотелось завыть — и Мастеру Реальнейшего вместе с ним.
— С меня хватит. Я устал. Я сделал всё, что мог, и я не обязан… — Унимо попытался подняться. Ноги мстительно припомнили два перелома в реальнейшем. Слишком много «я» стучало в ушах.
Мэлл попытался было изобразить, что спешит на помощь, но Унимо быстро и невежливо замахал на него руками, шагнул к стене и неловко сел. Тьер за двумя стенами прислушивался.
— Тар Унимо, вы помните, сколько людей было сегодня на площади? — сразу пошёл в наступление Мэлл. — Многие наслышаны о реальнейшем. Для тех, кто хоть что-то знает, Тьер — один из «ваших». И сегодня они лишний раз убедились, как вы опасны.
— Мы опасны, — повторил Нимо.
Да, именно так. Ради игры Флейтист мог уничтожить Тар-Кахол. Да и Форин…
— Нужно показать людям, что мы… — продолжал Мэлл, — что королева может контролировать мастеров.
Людям. Люди стояли на площади, их лица сливались в одно — липкое, карамельное лицо толпы, растянутое в неестественной улыбке. Оно приближалось, раскрывая огромный детский рот с редкими зубами, поглощающий всё на своём пути — чем больше, тем лучше…
Унимо помотал головой, стряхивая мысли Тьера. Нестерпимо хотелось умыть лицо ледяной водой.
— Нимо, — королева опустилась рядом, положила руку ему на лоб.
Мама. Последние дигеты осени. Унимо промочил ноги, гуляя по берегу Кахольского озера. Мама осторожно кладёт руку ему на лоб — и рука кажется ледяной. Она хотела бы покачать головой — «ну я ведь тебе говорила!» — но только бесконечно гладит мокрые волосы Нимо, приговаривая что-то успокаивающее…
Унимо вздрогнул.
— Чего вы хотите от меня?
Просто он устал. Поскорее выбраться отсюда, вернуться на маяк…
— Нимо, мы хотим, чтобы жителям Королевства не угрожала опасность от Тьера. Он непредсказуем и очень силён. Только Мастер Реальнейшего сейчас может сдерживать его, — призналась Королева.
Когда его жизнь стала такой? Или все самозванцы рано или поздно попадают в эту ловушку?
Унимо вздохнул.
— То есть я должен стать тюрьмой, так? Новая королевская ходячая тюрьма для особо опасных мастеров, да?
Много резких и язвительных слов просилось на язык — а это означало, что он сдался. Можно было бы возмущаться, но он молчал и слушал, как мышью в углу копошится тишина. А потом закричал Тьер — словно зверь, угодивший в капкан: отчаянно, безнадёжно. Стоило порадоваться, что новому Мастеру Реальнейшего удалось вызвать такой ужас. Но радоваться чужому ужасу Унимо пока не привык.
— Ну а как же… ваши законы, суд… то есть просто так взять человека и отдать другому человеку. Я ведь могу сделать с ним вообще всё, что захочу, это вы тоже знаете? — Унимо посмотрел на Мэлла, который снимал и надевал перстень с изумрудом и рубином — цветов Шестистороннего.
— Суд приговорил бы Тьера к смерти или к длительному заключению, в зависимости от таланта обвинителя. Но и то и другое неисполнимо, вы знаете. И мы с Сэйлири, разумеется, уверены в том, что вы не станете использовать свою власть больше, чем необходимо.
Уверены они. Вот как.
— И разумеется, я сам объявлю ему решение Сэйлири и Королевского совета, — добавил Мэлл.
Королева как будто собралась что-то сказать, но промолчала.
Унимо встал и, пошатываясь, побрёл к выходу. К горлу подступала та самая тошнота, от которой невозможно было смотреть на людей. Даже на таких, как Тэлли. Тем более на таких, как Мэлл.