Подсмотрев мысли Мастера Реальнейшего, Тьер стал уговаривать взять его с собой. Можно было просто сказать «нет», как взрослые говорят детям, но именно поэтому Унимо мрачно кивнул, хотя и опасался какой-нибудь выходки.
Послушать о защите от мастеров хотели многие: большой зал Университета был набит студентами и горожанами, которые перешёптывались в тревожном возбуждении. Унимо удалось найти места только на дополнительной скамейке в проходе, и Тьер, окружённый людьми со всех сторон, страшно нервничал. «Видишь, как все боятся мастеров, — прошипел он на ухо Унимо. — Скоро вас начнут топить, как котят».
Профессор Трувим не выглядел высокомерным и глупым — к сожалению. Он выглядел почти как Мастер Познания, за исключением идеально небрежного костюма и располагающей улыбки. «Если ты учёный, почему ты улыбаешься, как первый актёр балагана?» — ворчливо подумал Унимо.
— Вы здесь, потому что знаете то же, что и я, — начал профессор в пересушенной тишине. И, приветливо улыбнувшись, добавил: — Но я, по привычке всех зануд, хочу это проверить и доказать. Пока я в начале пути и рассчитываю на вашу помощь. Но кое-что могу сказать и сейчас. И вот вам моя гипотеза: мы все живём во власти людей, которые могут некоторым неизвестным способом воздействовать на материю. Нет, нет, не я написал это на Стене Правды, не я. Но надпись осталась, — счастливо и даже как-то по-детски улыбнулся лектор. («Фигляр!» — в бессильной тревоге подумал Унимо, наблюдая, как весь зал отзывается улыбками.) — Они называют себя мастерами. («Мы не называем!») Я изучил отзывы свидетелей того представления в театре, ярмарки Дня урожая и недавнего случая на площади. Проанализировал, сопоставил, даже нарисовал графики — но, конечно, не буду перед такой внимательной аудиторией развлекаться наглядностью, — ещё одна улыбка. («Да сколько можно?!») — Итак, мастера — это люди, которые каким-то способом могут изменять реальность. Тот мир, в котором мы живём и умираем, для них что-то вроде игрового поля. Они говорят «хочу, чтобы…» — и происходит так, как они хотят…
Профессор рассказывал, что мастера могут причинять вред, хотя обычно этого не делают. Могут помогать. Могут даже кого-то спасти. Но всегда — только по собственной прихоти. Мастера опасны. («О, да!») Опасны тем, что ничего не воспринимают всерьёз. Когда ты можешь почти всё, действительно, трудно оставаться серьёзным.
Лектор намекнул, что мастера могут быть везде. «Лавочник, ваш сосед, мальчишка, продающий газеты, кто-то из дворца».
Унимо подумал о Тэлифо. О её взгляде — падающем камнем поверх всякого слова. «Мастера ничего не воспринимают всерьёз», — почувствовал, как из-за закрытой двери дует морской ветер, повертел в руках и спрятал в карман перо чайки.
К счастью, перешли к вопросам. И Унимо не успел, конечно, остановить Тьера. Тот поднял руку раньше всех. Выжидающая улыбка профессора поблекла, когда он услышал вопрос. «А что бы вы стали делать, если бы вы могли то же, что они? Основали приют для безногих котов? Прекратили все войны? Женились бы на самой красивой девушке Королевства?»
Профессор Трувим почему-то покраснел, ответил что-то о неверифицируемости гипотетического выбора.
Слушатели оживились. Неодобрительно посмотрели на Тьера. Некоторые предлагали тут же объединиться, чтобы противостоять мастерам, но было неясно, что можно им противопоставить.
Унимо молчал бы и молчал. Но он поднял руку. Встретился взглядом с профессором. Подумал, что мог бы заставить его показывать фокусы и изображать собаку. («Это ведь мысли Тьера, да?») И спросил:
— А что вы предлагаете делать с мастерами? Уничтожать?
Профессор Трувим знал ответ.
— Конечно, нет.
— Попросили бы их никогда не говорить «я хочу»?
— Конечно, нет. Это было бы наивно.
— Что же тогда?
На этот вопрос у профессора Трувима не было ответа.
Пришлось дожидаться, пока все желающие подошли к профессору рассказать и свои истории тоже. Унимо наблюдал, как тот слушает — с этой выученной внимательностью, на которую умному гордецу так легко было купить славу «совсем не высокомерного» человека.
Когда они остались вдвоём (как Тьер ни хотел остаться, Унимо проявил твёрдость и отправил его домой тем самым «я хочу»), профессор сказал:
— Вы ведь из этих, верно?
Верно. Но, профессор, эта задача не слишком сложная для такого выдающегося ума, как ваш.
— Чего вы хотите от меня?
Вот, уже вопрос посложнее.
— Предложить сделку. Я рассказываю вам всё, что вы желаете знать о мастерах. А вы больше не проводите такие лекции, не говорите об этом.
— А если я откажусь, что? Заставите меня? — профессор стоял у окна, и свет осеннего заката ложился ему на плечи тёплым шарфом.
— Это может вам показаться странным — скатился до мелкой язвительности Унимо, — но я уважаю свободу выбора. Если не хотите, не нужно. Но никто из мастеров не предложит вам такого. Вам не узнать ничего настоящего о реальнейшем.
— Это может вам показаться странным, — мальчишески передразнил профессор, восстанавливая равновесие, — но я не люблю обманывать согорожан.
— По-моему, это не обман, а попытка предотвратить войну, — отозвался Унимо. — В любом случае, вам остаётся только решить, что вам больше дорого, слава пророка в своём городе или поиск истины. Если что, можете найти меня в булочной Хирунди, — Унимо развернулся, чтобы уйти.
Профессор не стал его удерживать. «Надо было поблагодарить за лекцию», — с опозданием, как обычно, подумал Унимо. Но все эффектные слова достались профессору.
Потом профессор всё-таки заглянул в булочную. Они пили чай и обсуждали новый выпуск журнала факультета Звёзд и Светил.