Выбрать главу

Солнце светило в предсмертном приливе сил, расцвечивая тисовый пол благородным золотом.

— Пустяки, — поморщился Унимо, — скоро пройдёт.

— Конечно, — Тьер сердито занавесил окно, — ты просто не хочешь. Болеть так приятно. Все жалеют тебя, заботятся…

— Всем нет до меня дела, — не берёг горло Унимо.

— Может быть, ты надеешься разжалобить меня?

— Сохрани Защитник, нет! — испугался Унимо и снова попытался подняться.

Тьер заварил липовый цвет с тимьяном и даже сходил на соседнюю улицу к лекарке за «волшебными леденцами от горла». «И в чём их волшебство?» — хмуро спросил Тьер. «Вы покупаете их для себя?» — уточнила хозяйка лавочки. «Конечно, нет!» — фыркнул Тьер. «Вот в этом примерно, — загадочно ответила она. — Ну, и ещё они очень нравятся детям».

— Волшебные леденцы, спасибо, — прошептал Унимо. — Где ты их взял?

Всё началось с того, что кто-то кому-то рассказал свой страшный сон. «Мне приснилось то же самое», — мрачно отозвался другой кто-то. А к вечеру на Стене Правды появилась надпись: «Нам всем приснился ОДИН И ТОТ ЖЕ СОН».

Это было немыслимо, невероятно. Кто-то решил зло посмеяться над тар-кахольцами. Отобрал у них все сны и выдал один — общий. Как тюремную одежду.

Каждый смотрел на других как на грабителей. С полувзгляда прохожие понимали, что да, всё так и есть, и отводили глаза. Что бы ни происходило, но сны раньше всегда оставались только твоими, тем более кошмары. Теперь ни в чём нельзя было быть уверенным.

Конечно, тебе не найти сочувствия: как только начнёшь рассказывать то, что напугало до птичьего сердца и холодного пота, обязательно выяснится, что это не так уж страшно на самом деле. Разумеется, если рассказывать человеку, которому вообще могут быть интересны твои сны.

Первый сон Тар-Кахола

Тяжелее всего — перешагивать через лошадиные трупы с высокими раздутыми животами, наваленные у ворот. Особенно если твои ноги пока ещё не такие длинные, как у папы.

Особенно если не у кого спросить, что случилось с лошадками.

«Смотри, что они сделали!» — кричат стены. Слишком громко. Кажется, что твои уши слишком маленькие для такого крика. И вообще, при чём здесь ты?

Западные ворота Тар-Кахола не закрываются, поскрипывают на ветру. «Скррр—ти, скрр-ти, скрр—бум!» — слишком сильный порыв ветра захлопнул одну створку ворот.

Последний дигет лета: трава такая жёлтая, кузнечики стрекочут из последних сил.

Пахнет так странно. «Как в мясной лавке, — кто-то подсказывает тебе, — в которой растаял ледник».

Ты вздрагиваешь. Потому что в Тар-Кахоле не было никаких мясных лавок.

Может, это сыр так пахнет?

Спотыкаешься о чью-то ногу. Нет, уф, это всего лишь кукла! Какой-то ребёнок забыл…

Нет. Не какой-то. Девочка с чёрными волосами и серыми глазами: это ведь её голова лежит рядом, на тонкой шее, как сорванный диковинный цветок.

Ты кричишь так долго, как только можешь, когда у тебя такое маленькое горло. А потом не можешь говорить. Не можешь шептать. Не можешь даже разговаривать с кузнечиками. Можешь только идти вперёд.

Руки. Ноги. Внутренности (ты их ни разу не видел, но сразу понял: это они).

«Как в фильмах про войну, — кто-то подсказывает тебе. — Только в фильмах потом камера переносится куда-нибудь вверх, в небо, или герой начинает куда-то бежать и что-то делать».

Но в Тар-Кахоле не бывает войны.

И тебе нечего делать. Ты просто пришёл домой.

«Они их всех убили», — говорит тебе каждый дом.

«Я понял, понял», — хочешь ответить ты, но голоса нет.

А потом ты просто идёшь домой. Выбираешь кратчайший путь и идёшь домой. Но всё равно ужасно долго: потому что поскальзываешься на чём-то липком и буром, потому что часто закрываешь глаза, потому что не узнаёшь свой город. Как будто кто-то затеял в городе ремонт и решил поменять жителей, а для начала — убрать старых. Во время ремонта всегда бывает грязно, что поделать.

Но стараешься идти быстро, чтобы скорее оказаться дома, ведь ты пришёл домой, ты так долго шёл, так торопился…

А потом понимаешь, что идти туда тебе лучше не стоит.

Что ничего хорошего там ты не найдёшь точно.

Идти туда тебе совсем не рекомендуется.

Даже, можно сказать, нельзя.

Строго запрещено.

Сто-о-ой!..

Ну вот, тебя ведь предупреждали…