А в ту ночь она не пришла. Унимо ворочался в постели, и едва он останавливался и пытался уснуть, тут же его поза становилась самой неудобной на свете.
Он думал о том, почему мама могла не прийти. Придумал шестнадцать правдоподобных версий и ещё шесть — фантастических.
Но ни одна из них не была верной. И что хуже — ни одна не помогла.
«Всё потому, что ты не желаешь признавать очевидное. Ты болен!» — Унимо вздрогнул, услышав этот голос за левым плечом, обернулся, но никого не увидел. Зато понял, что сидит в кресле, за окном идёт снег, мыши полночи уже опрокинули чернильницу.
Унимо представил, как снег засыпает его следы. Теперь ни за что не найти дороги обратно. Как те бедные дети из сказки, которые отмечали дорогу зёрнами, а зёрна — вот неожиданность! — склевали птицы. Глупые, глупые дети! Они уверены, что в мире никого кроме них нет. Пока великан не бросит их в пыльный мешок, они так и думают.
Итак, всё, что говорил Грави, было правдой. Унимо был уверен, что спасает Тар-Кахол, а на самом деле просто сходил с ума.
Унимо захотелось вдруг поговорить с Грави, но он не стал звать его в реальнейшем, решил подождать до утра. Столько нужно было рассказать: столько, что нужно взять карандаш и составить список. Иначе непременно что-нибудь забудешь. Унимо встал и растерянно оглянулся в поисках бумаги. Нашёл старую записную книжку, осторожно вырвал страничку. Отложил записную книжку, вытер пальцы от пыли. Потом снова взял её в руки: стало любопытно, кто вёл эти записи.
«Сегодня День середины лета. Небо похоже на молоко. Море неспокойно: поднялся норд-норд-вест. В посёлке говорят, что это ветер безумных скитальцев, но Айл-Форин только улыбнулся, когда я спросил у него, правда ли это. Хочется сбегать увидеть Мицу: вода всё прибывает, и скоро маяк превратится в остров.
Я знаю, что в один из таких дней я уйду. Пойду искать что-то важное и не вернусь. Чтобы не забыть об этом, я всегда ношу в кармане раковину, похожую на лепесток розы. Такую, какие носят путешественники в храм Защитника в Островной стороне…».
Почерк был его, без сомнения. Но он не помнил, чтобы когда-нибудь писал такое. Даже похожее. А вот ракушку в кармане носил. Просто так.
Всё так быстро забывалось. Только рассказы людей оставались в памяти. Крупная рыба чужих слов. Мама рассказывала о том, как он убежал из дома, чтобы посмотреть на работу гончара. Мица рассказывала в письме о том, что маяк исправно зажигается каждый вечер. Отец… Впрочем, довольно. Нет смысла помнить что-то, кроме света лампы.
Унимо походил по комнате, бессмысленно толкнул дверь: конечно, она была заперта. В реальнейшем Грави. В царстве безопасности.
Стоило запустить чем-нибудь в стену. Просто так.
Унимо сел на пол и стал думать, как выбираться.
«Я хочу, я хочу…» — бормотал он. Но хотел он только лечь и уснуть — и в мире Грави сделать это было очень легко.
«Нет, как же, я не могу…» — всё было тщетно, дверь оставалась закрытой.
Унимо просидел в кресле всю ночь. Пока не пришёл осенний рассвет — брат-близнец ночи.
Когда-то отец вот так же отправлял его в комнату. «Иди в свою комнату», — устало говорил он. И Унимо шёл. И так же не мог выйти, хотя дверь не была заперта. Не чувствовал ничего, кроме обиды, которая занимала примерно полкомнаты. И всё-таки не выходил.
Унимо ощутил злость. Как призрачное движение ветра после бесконечного штиля. Как стойка лисы, которая учуяла мышиную нору.
В закрытую дверь постучали. Грави принёс кофе.
— Вы всем пациентам приносите кофе? — равнодушно уточнил Унимо. — А где же рвотный камень и камфорный раствор? Какое лечение без лекарств?
Грави улыбнулся. Пациент мог говорить, что угодно — на то он и пациент.
Кофе был очень хороший. Слишком хороший. Унимо пил, не торопясь.
Грави был доволен. Настолько, что на пол комнаты лёг бледный осенний луч. Наступало погожее утро.
Никто не может закрывать Мастера Реальнейшего в комнате.
Приказывать ему.
Распоряжаться его временем.
Знать, как ему будет лучше…
И тут смотритель увидел: ранняя осень, Грави задумчиво идёт по тропинке сада. Доживает последние дигеты аптекарский огород: мята, розмарин, пустырник, рута. Зябко. Обитатели Дома Радости разошлись по своим делам. На одной из глухих тропинок Мастер Излечения встречает его. Точнее, его ноги в нелепых красных башмаках. На высоте полуметра над землёй. Великий Врачеватель не справился. Не спас. Допустил.